Читать книгу "Я забыла все на свете - Маэль Ферпье"

Ох и недоволен будет Эликс! Представляю себе его гнев, и у меня пересыхает во рту. Остается последнее средство: я ложусь животом на бортовой ящик и, до боли всматриваясь в темноту, тихонько зову:

– Обезьянка! Малыш!

Все напрасно, он не вернется. Как ни боюсь я колдуна, за беглеца нельзя не порадоваться. Будь я обезьяной, поступила бы так же.

И тут я вздрагиваю от шума в чаще. Неужели обезьяна услышала мой зов?

При виде двух массивных фигур на берегу меня охватывает воодушевление.

Догроны! Бесшумно ступая и улыбаясь, они возвращаются на баржу.

Судя по их виду, они всласть повеселились. У Маргуля все лицо, руки, грудь перепачканы запекшейся кровью. Недаром Сафр назвал брата грязнулей. Сам Сафр выглядит приличнее, но и на нем красуются следы недавней охоты; стараюсь не смотреть на его окровавленные пальцы, но из-за этого мне приходится смотреть ему в лицо, а там, у рта, тоже алеют выразительные штрихи.

Сытые охотники выпрямляются на палубе. Сафр протягивает мне руку, другой рукой трогает тесное кольцо у себя на шее.

– Привет, сукатук, – бормочет он с гримасой.

Маргуль тоже поправляет на себе ошейник.

– И у вас такие?! – удивляюсь я.

Стыдно быть такой дурочкой! И невнимательной. Меня извиняет разве что цвет деревянных ошейников, из-за которого они сливаются с темной кожей догронов. Или я слепа, потому что погружена в себя?

– Это бивара сикутжу, его должны носить все рабы Хозяина, – объясняет Маргуль.

– На нем письмена… – начинаю я.

– Чернила, в которых твоя кровь, – договаривает за меня младший догрон.

– Да!

– Я хотел тебя предупредить, – бормочет Маргуль. – Хотел предостеречь. Думал, успею, но…

– Таама, – философски заканчивает за брата Сафр. – Бывает.

Я догадываюсь, что даже если бы Маргуль успел меня предупредить, ничего бы не изменилось. Что толку было упираться? Я только ухудшила бы свое положение.

– Ошейник заколдованный? – испуганно верещу я.

Маргуль подтверждает мое опасение невеселым кивком. Он так стискивает челюсти, что становится ясно: разговоры про могущество ошейника ему поперек горла. Они с Сафром ненавидят это рабское ярмо и боятся его, читаю я в их глазах. Вот, значит, каковы колдуны: они коварны и трусливы.

Я уже ненавижу Эликса.

Моим хозяином ему не бывать.

– Снимите с меня это! – требую я, отчаянно впившись в свое ярмо. – Вам хватит сил его разорвать. Умоляю!

Сафр качает головой. Маргуль смотрит на меня с сочувствием. Из его ноздрей вырывается дымок.

– Ничего не выйдет, – слышу я за спиной насмешливый голос. – Бивара скован колдовством рун. Его ничто не разомкнет.

Эликс небрежной походкой прохаживается по палубе. Не иначе, он нас подслушивал. Я бы с радостью заставила его проглотить эту улыбочку.

– Добро пожаловать на борт, – обращается он к догронам. – Нам пора отчаливать. Отдавайте швартовы, запускайте двигатель.

Догроны безропотно повинуются, оставляя меня с колдуном наедине.

– Раз ты души не чаешь в догронах, не стану вас разлучать. Впредь будешь ночевать на палубе. Тогда зверинец постоянно будет при тебе. – Он поворачивается к шеренге клеток и хмурится, видя, что одна из пяти пуста. – Где обезьяна? Куда она подевалась?

– Сбежала.

– Не понял… – сердится Эликс.

– Пропала, пока я была у вас.

– Аниакувик! – цедит он. – Ты выпускал их из клеток?

– Мы же на корабле. Откуда мне было знать, что капуцин выберется по веревкам на берег.

– Ты меня огорчаешь, мальчик, – сухо бросает он. – Усвой первый урок: не надо меня огорчать. Второй урок такой: этот обруч не только символ принадлежности, но и орудие наказания. Бивара, тодонцу!

Заклинание еще не отзвучало, а обруч уже греется. Острая боль расползается по всему телу, каждый мой нерв горит огнем, все до одной мышцы превращаются в кисель, и я валюсь с ног. Вместо крови в моих жилах булькает что-то радиоактивное. Не припомню, чтобы мне когда-нибудь было так же худо.

Эликс наблюдает за мной, наслаждаясь своим могуществом. Проходит вечность, прежде чем он бормочет новое заклинание, прекращающее мои мучения.

Я сжимаюсь в дрожащий комок. Все, что угодно, лишь бы это не повторилось!

– Апик сурусик. Умница. Полагаю, ты выучишь этот урок. Что надо сказать?

Я борюсь с продолжающимися судорогами, чтобы пролепетать:

– Я… я… простите меня.

– Нет-нет, ответ неполный. Привыкай называть меня Хозяином.

– Х… Хозяин, – бормочу я, как автомат. – Простите меня, Хозяин.

– Так гораздо лучше.

Эликсу лень обходить, и он перешагивает через меня. Я слышу, как он спускается с палубы в трюм.

Я лежу не шевелясь. Память о нечеловеческой пытке лишила меня всякой воли. Одна радость – прикосновение холодных досок палубы к щеке.

Немного погодя палуба начинает вибрировать. Баржа как ни в чем не бывало продолжает плавание. Я бы рада прыгнуть в воду и плыть, сколько хватит сил, лишь бы оказаться как можно дальше, но где взять силы? Остается неподвижно лежать там, где упала, и смотреть перед собой, ничего не видя.

Проходит несколько минут, и ко мне приближаются две босые зеленовато-черные шершавые ноги.

– Ты в порядке? – тихо справляется Маргуль.

– Я уже никогда не буду в порядке, – стону я в ответ. – Никогда!

Догрон вздыхает, просовывает под меня руки и поднимает, как пушинку, чтобы перенести к рулевой рубке, на матрас, которого там раньше не было. Он укрывает меня спальным мешком.

– Ты не обязан это делать, Маргуль.

– Хоть и не обязан, а делаю.

Я висну между дремотой и бодрствованием. Сознание окутано серой дымкой. Мне видится засохшее дерево, посеревший от нескончаемых дождей дуб. Вокруг него – белое пространство. В тумане скользят какие-то фигуры – не люди и не животные. Мне боязно к ним приближаться.

С нижней ветки дерева на меня глядит ворон с белоснежным оперением. На фоне этой белизны выделяется жгуче-черный глаз.

– Снова ты? – ворчу я.

– Так ты встречаешь своего защитника? – сердится он.

– Ты мой защитник? Где же ты был, когда на меня надевали вот это?

Со злостью хватаюсь за свой ошейник. Казалось бы, такое не может присниться. Но нет, эта гадость на месте, еще более массивная и тяжелая, чем наяву, все равно что ярмо на шее у тяглового вола.

– Бивара сикутжу, – хвастается своими познаниями мой пернатый собеседник.