Читать книгу "Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт - Роджер Долтри"

Я полагаю, драки тогда были обычным делом, но они не были такими жестокими, как сегодняшнее насилие, и почти никогда не затрагивали группу. Мой секрет заключался в том, чтобы найти самого крутого парня в клубе и угостить его выпивкой. Этот прием работал как часы. Намного позже в нашей карьере у нас произошел небольшой скандал в Ноттингеме, когда заявилась целая орава «Ангелов Ада» (известный байкерский клуб, члены которого имеют дурную репутацию из-за проблем с законом. – Прим. пер.) и потребовала, чтобы мы сыграли «чертов рок-н-ролл». Их было много, а нас всего четверо, так что самым разумным выбором было пойти на попятную. Но это было не в стиле Пита. Расхрабрившись от выпитого бренди, он начал огрызаться на них. Понятия не имею, что он там им сказал, но было ясно одно – ему стоило держать язык за зубами. Перед нами без преувеличения развернулся настоящий ад, и в нашу сторону посыпался град бутылок. Одна из них угодила в звукорежиссера Бобби Приддена и вырубила его. Остальные участники группы кинулись врассыпную, а я остался на сцене разговаривать с взбешенным лидером «Ангелов Ада». Это был здоровый парень с кольцом в носу. Мы поболтали с ним, и, как видите, я все еще жив, а это значит, что наши переговоры прошли хорошо.

В 1962 году мы свыклись с рутиной. Каждое утро я ходил на фабрику, Джон занимался бумажной работой в налоговом управлении, Даг укладывал кирпичи, а Пит занимался в художественной школе и валялся в кровати. Я заканчивал работу в шесть утра и направлялся к дому Пита. Иногда мне приходилось вытаскивать его из постели, потому что он не мог справиться с этим сам. Мне кажется, что он весь день курил дурь и с большим удовольствием занимался бы этим всю ночь. Или, может быть, в этом заключался весь смысл школы искусств? В любом случае нам повезло, что у нас был главный «таймкипер» в лице вашего покорного слуги – парня, который не хотел остаток своей жизни провозиться с металлом. Нам также повезло, что у нас была Бетти, мама Пита. Она была настоящим сокровищем. Без нее мы могли бы провести куда больше времени, играя по средам в Paradise. Без нее мы бы мало чего добились. Она была первой, кто поверил в нас. Она увидела в нас потенциал. Можете назвать это чутьем. Помимо этого, ей хотелось, чтобы мы убрались из ее дома. Все-таки каждый родитель может выдержать лишь определенное число репетиций, и когда она достигла своего лимита, то нашла нам нашего первого агента, а вместе с ним у нас появилась первая репетиционная площадка. Наконец-то в доме Бетти воцарились долгожданные тишина и покой!

1 сентября 1962 года Бетти пригласила местного промоутера Боба Дрюса в ратушу Актона, чтобы он увидел The Detours в качестве гвоздя программы на благотворительном балу. Несмотря на то, что наш триумфальный концерт удостоился упоминания в местной газете «Acton Gazette & Post», Боба это не впечатлило. Но отсутствие у него энтузиазма не остановило Бетти в ее борьбе за тишину и покой. Вслед за этим нас затащили в отель Oldfield в Гринфорде, а после мы очутились в районе пабов западного Лондона. Все работало по следующей схеме: выходишь на сцену и играешь, если зрителям не нравится, то в тебя летит град бутылок. Если ты что-то из себя представляешь, то тебе позволяют остаться. Нас это устраивало, потому что к тому времени мы играли достаточно хорошо.

Вокруг нас начала формироваться наша собственная аудитория. По понедельникам мы играли в отеле White Hart в Актоне. По четвергам, как правило, выступали в Oldfield, в воскресенье днем – в Douglas House в Бейсуотере. Последним мы также были обязаны Бетти Таунсенд. Douglas House был клубом американских офицеров, в который она попала благодаря отцу Питера, Клиффу. Мы полюбили это место по нескольким причинам. Начнем с того, что мы получали двадцать фунтов за два часа и от нас требовали, чтобы американская музыка лилась рекой: все, начиная от Джонни Кэша и The Coasters и заканчивая Роем Орбисоном. Если мы исполняли классику диксиленда настолько хорошо, что на глазах у тоскующих по дому военнослужащих наворачивались слезы, то нас обеспечивали бесплатной выпивкой в таком щедром количестве, что домой мы возвращались, петляя зигзагами. Помимо этого, там мы впервые взглянули на американскую мечту, попробовали американское пиво, американский виски, американскую пиццу.

Уже несколько лет мы жили без продуктовых карточек, Англия не славилась своей кулинарией, а супермаркетов практически не было. Мы росли, перебиваясь теми крохами пищи, которые наши родители умудрялись откладывать каждый день. Поэтому мы до сих пор были худыми, как жерди, с круглыми, как тарелки, глазами. Мы никогда раньше не видели пиццу. С такими же круглыми от удивления глазами мы начали ездить по Штатам в конце десятилетия. Контраст был невероятным: мы вылетели из страны овсянки и приземлились в стране стейков. Мы никогда не видели ничего подобного. Долгое время, возвращаясь с гастролей, я привозил стейки в своем чемодане. Сейчас я уже таким не занимаюсь.

Когда мы играли не для янки, наша выручка составляла десять фунтов стерлингов за концерт или двенадцать фунтов десять пенсов, если мы играли по приглашению Боба на одной из площадок южного побережья, что бывало часто. Именно во время одной из тех долгих поездок в Маргейт, Фолкстон или Дувр я разбил наш прекрасный новый фургон. Ладно, он бы не таким уж прекрасным и новым. Это был старый почтовый фургон «Остин» с раздвижными дверями, который Боб раздобыл для нас в обмен на дополнительные десять процентов. Важнее всего, чтобы машина была на ходу… так и было, пока я не впечатался в железнодорожный мост. Не могу точно вспомнить, почему я врезался в него. Среди сопутствующих факторов могло быть следующее: (1) у меня не было полных водительских прав, (2) я был молод и поэтому (3) я гнал слишком быстро. В багажнике мы везли полтонны оборудования.

Передняя часть фургона завернула за угол, но задняя часть продолжила движение. Раздался громкий звук удара, затем послышался гул недовольства моих согруппников, и как результат – мы на несколько дней лишились фургона.

Но у нас все еще была Бетти. Вы помните зиму 1962–1963? Нет? Ну, тогда я сейчас расскажу. Было снежно. Не так снежно, как поется в рождественских песнях, а по-сибирски снежно. В таких снегах, наверное, обитают йети. Но прямо посреди этого бурана мы добирались до концерта в Бродстейрсе. Несмотря на то, что у нас не было фургона, а за окном свирепствовала метель, мы не собирались отменять выступление. Я рассказываю вам это, потому что, когда люди говорят о The Who, часто можно услышать истории о нашем хулиганском поведении. По ходу этой книги вы узнаете о нем намного больше. Но за всем этим всегда стояла самоотверженность, преданность своему делу. Все помнят секс, наркотики и рок-н-ролл, а я помню ту ночь. Группа подростков (и Даг, который притворялся подростком, но на самом деле был женат и ему было за тридцать) и одна из их мам, побелевшие костяшки ее пальцев на руле, за окном бушует метель, мы прокладываем путь на концерт в Бродстейрс.

Каждые несколько миль мы останавливались и менялись местами. Двое спереди с Бетти и трое сзади верхом на нашем оборудовании, так что наши носы оказывались в трех дюймах от потолка. Нос Пита был к нему немного ближе. Я не знаю, как Бетти удалось довезти нас до места, потому что это было похоже на спуск по Креста Ран (известная швейцарская ледяная гоночная трасса для скелетона и тобоггана. – Прим. пер.). Снег с обеих сторон дороги в два раза превышал высоту фургона. Одна ошибка, и нам пришлось бы идти пешком.