Читать книгу "Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт - Роджер Долтри"

Я получал кайф от участия в группе. Я часто задавался вопросом: что бы со мной стало, не будь в моей жизни музыки? На какой соблазн этого мира я бы поддался? Легко заявлять о своей честности, когда вы не доведены до отчаяния. Мы можем жить только той жизнью, о которой у нас есть какое-то представление, и с семидесятых годов я жил вольной жизнью. Если бы у меня не получилось с музыкой, я мог бы стать главным кандидатом на роль преступника. Озлобленный на мир подросток, которого исключили из школы. Застрял на заводе без гроша в кармане. Но я считаю, что даже в такой ситуации я оставался бы честным. Наверное, частичка характера, которая передалась мне от отца, удерживала меня от того, чтобы ступить на скользкую дорожку.

Я пытался наставить Джека на пусть истинный и устроил его на несколько недель поработать в нашем сарае в Актоне, но он не выдержал. Сомневаюсь, что он понял, как усердно мы трудились. Он увидел, что мы были намного жестче него, поэтому после этого не пытался в общении со мной строить из себя крутого парня. Однако это не помешало ему заявиться с обрезом в клуб Marquee и угрожать кого-то убить во время одного из наших концертов, которые мы давали по вторникам. Я хорошо помню тот день. Это случилось через пару лет после того, как он прятался у меня доме. Он твердым шагом зашел в раздевалку и объявил, что с кем-то повздорил. «Я сейчас прикончу его», – сказал он и вытащил обрез 410-го калибра из-под пальто. Я моментально среагировал и выхватил оружие, прежде чем он успел что-то сказать или сделать. Наверное, он весьма удивился такому раскладу. Он просто стоял, пока я отчитывал его по полной программе. Я сказал ему, что он испортит себе всю жизнь, а затем вернул ему ружье без патронов и вышел на сцену. Той ночью ничего не случилось. В ту ночь Джек не разрушил свою жизнь. Хотел бы я сказать, что это был поворотный момент в его судьбе и мое вмешательство спасло его от самого себя, но я лишь отсрочил неизбежное. Большую часть своей жизни Джек провел за решеткой.

Я рассказывал вам о прослушивании Пита. Довольно значимый момент в истории рока, несмотря на то, что мы были всего лишь подростками, которые валяли дурака со своими гитарами. Если Пит запомнил блондинку и злодея, то мне запомнилось ощущение, что мы нашли нужного человека. Питу было всего лишь шестнадцать лет, но он уже обладал завидными способностями. Он на голову превосходил нас всех в техническом плане. Он знал все эти заумные аккорды: уменьшенные, аккорды без третьей ступени, септаккорды, все эти странные формы. Мажорные аккорды, в которых одна нота убиралась или добавлялась, чтобы придать звуку характерный жужжащий окрас. Это были великолепные аккорды, и он их все знал. Уже тогда уверенности ему было не занимать.

Свой стиль – вот что действительно делало игру Пита особенной. Он играл на банджо в классическом джаз-бэнде, в котором состоял вместе с Джоном, и поэтому, когда он переключился на гитару, в его движениях были заметны кое-какие приемы, характерные для игры на банджо. То, как двигалась его правая рука, те ритмы, которые он наигрывал, – все это производило поистине уникальный эффект. Именно в тот момент, когда Пит и Джон вдвоем играли у меня в спальне, мы перешли на новую ступень развития.

До этого момента мы играли невероятно просто. Будучи кавер-группой, мы играли все, что попадало в хит-парады. Колину хотелось стать вторым Клиффом Ричардом, поэтому мы действовали как Клифф Ричард. В этом не было ничего плохого – Клиффа слушали все, но с появлением Пита перед нами в одночасье открылись новые горизонты. Проблема заключалась в том, что наш единственный усилитель принадлежал Реджу, и хотя после своего ухода из группы Редж все еще разрешал нам приходить к нему домой и репетировать, одного усилителя на группу было маловато. Нам приходилось пропускать все гитары и микрофоны через эту жалкую лилипутскую коробочку. Так мы никогда не раскачали бы ни один чертов зал.

Спустя какое-то время Питу пришла в голову идея заглянуть в «Laskys» на Тоттенхэм-Корт-роуд и купить в рассрочку дополнительные усилители. Сегодня Тоттенхэм-Корт-роуд забита кофейными и мебельными лавками, но тогда эта улица была настоящей Меккой для ребят, которые мечтали играть в музыкальной группе. Там было полно магазинов, торгующих различным электронным оборудованием по очень-очень доступной цене. Можно было купить ламповые усилители, динамики – словом, все необходимое, и даже была возможность поторговаться. Все это великолепие находилось неподалеку от лучших музыкальных магазинов Лондона. В субботу днем здесь всегда можно было увидеть множество молодых групп, и вот настал наш черед.

Мы отправились туда, а по возвращении каждый из нас нес усилитель мощностью по 25 ватт, предназначенный для бывшего военного министерства. Представьте наше волнение, когда мы впервые подключили их, и вообразите наше разочарование, когда мы поняли, что громкости хватало только на то, чтобы заполнить звуком гостиную мамы Питера. Динамики на десять дюймов были еще хуже и издавали тонкий писк, но тут ко мне пришло маркетинговое озарение: «Главное – это фасад, все дело в имидже. Пусть у нас маленькие усилители, но мы можем сделать так, что они будут выглядеть большими». Поэтому я смастерил замечательные ящики из фанеры и покрыл их чудесной клейкой лентой «Fablon». Затем я приделал ящикам ножки. Они смахивали на буфет производства G-Plan (известная британская мебельная фабрика. – Прим. пер.), переднюю сторону которого расписали под марлю. И пускай сегодня я смеюсь, вспоминая об этом, поверьте, тогда люди говорили: «Черт возьми, эти ребята, должно быть, умеют задать жару. Только посмотрите на размер их оборудования».

Конечно, было бы куда лучше, не будь наше оборудование таким дерьмовым, но это вскоре изменилось. Незадолго до того, как мне исполнилось восемнадцать лет, я скопил достаточно денег, чтобы купить нормальную гитару. У нас с Питером были двенадцатидюймовые колонки, а у Джона – пятнадцатидюймовые. Как и большинство вещей в жизни, эти дополнительные дюймы имели колоссальное значение. У нас были все предпосылки для создания нормальной аудиосистемы. Теперь мы были громкими, ну или хотя бы производили такое впечатление.

Еще у нас произошло очередное изменение в составе. В августе 1962 года вместо нашего барабанщика Гарри Уилсона в группу пришел каменщик по имени Даг Сэндом. Мы не планировали делать это. Гарри собирался в отпуск, поэтому мы искали лишь временную замену. Музыкант на замену не появился на прослушивание, но по какой-то причине вместо него пришел Даг. Мы договорились, что он сыграет второй сет в Paradise, клубе в Пекхэме. Оказалось, что Даг подходил нам больше, чем Гарри, мой лучший друг с первых дней школьной скамьи, поэтому он стал полноценным участником группы. Мне было жаль Гарри, но группа была важнее.

Это далеко не главное мое воспоминание о клубе Paradise. В основном мне запомнились драки. Закройте глаза и представьте себе рай: пушистые облака, арфы, ангелы. А теперь представьте полную противоположность этому, и у вас получится клуб Paradise на 3-й Консорт-роуд в Пекхэме. Мы выступали там, потому что Джон знал человека, который знал другого человека, который организовывал концерты в Южном Лондоне. В первую неделю наших выступлений зал был почти пустой, за исключением пары девчонок. В десять часов заявились их бойфренды с окровавленными носами и синяками под глазами, только что помахав кулаками в клубе конкурентов. На следующей неделе пришла банда из другого клуба, чтобы свести счеты.