Читать книгу "Ложная женщина. Невроз как внутренний театр личности - Альфред Щеголев"

Если для сексуальной женщины супруг – «муж-мальчик»,«муж-слуга», то для гиперсоциальной – вечный ученик, беспрестанно сдающийэкзамен на аттестат зрелости. Она стремится к лидерству в браке, и лидерствуотнюдь не эмоциональному, столь естественному для женщины. Она – во что бы тони стало глава семьи, она берет на себя решение всех жизненных проблем семьи,воспитание детей и распоряжение их дальнейшей судьбой. Муж превращается у неепо сути дела в старшего ребенка, не более, и только на людях она демонстративноизображает свою якобы зависимость от него, даже «страх» перед ним, дома же он,как правило, лишен права решающего голоса и играет второстепенную роль. Здесь,в семье, властный морализм такой женщины не знает границ и удержу. Стремлениеназойливо назидать, учить, внушать, опекать, регламентировать проявляетсябеспрерывно и напористо в отношении всех домочадцев, и в большом так же, как ив мелочах.

В ее отношении к детям много казенщины и наставничества. Этонудное, скучное, казарменное воспитание. Дети гиперсоциальной матери –эмоционально обкрадены, лишены радости в общении с ней. Она обращается с нимине как мать, а как Родина-мать. Она так неистово лепит из них будущих граждан,жестко пресекая всякие их поведенческие огрехи, так грузно навешивает на них«долги» и «обязанности» перед обществом, так упорно скручивает их«ответственностью» и тому подобными моральными добродетелями, что они уже вдетстве пугаются всего этого и на ее гиперсоциальность отвечают своей, всеболее углубляющейся и укореняющейся в них антисоциальной позицией. Очень ранодемонстрируют они, если окончательно не сломлены ею, свое отвращение к темморальным ценностям, которые она пытается внедрить в их сознание.

Материнский инстинкт во многом подавлен у нее ее сознательнымиустановками. Она лишена такта в общении с детьми, не чувствует их возрастныеособенности, не воспринимает их эмоционального и игривого настроя –прямолинейно и тупо вбивает она в их головы прописные истины своего банальногорассудка, кажущиеся ей чуть ли не откровениями божественного разума.Эмоциональность детей, их шум и крики, их двигательная активностьобескураживают ее. Как всякий гиперсоциальный человек, не позволяющий себе«распускаться» и удерживающий себя в «дозволенных рамках», она пытаетсяобъявить войну упрямству, своеволию, подвижности, а главное, эмоциональности иприродному темпераменту ребенка. Воспитание детей для нее – это, прежде всего,неуклонное привитие им чувства дисциплины, порядка, самоконтроля, послушания.Очень рано ребенок у такой матери оказывается под давящим прессом еедисциплинарных установок. Она часто путает воспитание и дрессуру. Здесьостается только надеяться на разум ребенка, ибо гиперсоциальная мать не в силахизменить своим принципам, она упрямо и часто вопреки всему держится за своиморальные позиции, калеча, тем самым, судьбу ребенка, давая ему почувствоватьего отверженность, формируя у него низкую самооценку и комплекс социальнойнеполноценности. Ее ребенок имеет в будущем весьма вероятный шанс уклониться в сторонуантисоциальности и криминала.

Ее дети не должны иметь никаких тайн, обязаны неукоснительнопринимать к выполнению все распоряжения матери, быть дисциплинированными всвоих занятиях и развлечениях и безусловно подотчетными ей в отношении своеговремени, а также знать, с кем им можно общаться, а с кем нельзя.

Гиперсоциальная женщина – «хозяин» в доме. Вся семья,включая мужа, – ее дети. Она – организатор домашних генеральных уборок,летних оздоровительных компаний, воскресных культпоходов и т. д., она властноруководит хозяйством, пытаясь во что бы то ни стало приобщить детей кдомоводству, знатоком которого себя полагает. В доме для нее главное – порядоки чистота. Шаблонная эстетика интерьера заменяет ей уют. Она втайне гордитсятем, что у нее нет свободного времени, что она не может предаться развлечениям,позволить себе беззаботность досуга. Она все время «в работе», всегда «напосту», на который сама себя поставила и на котором жаждет быть образцомтрудолюбия, ответственности, организованности и порядочности для окружающих. Всоциальном отношении она хочет быть более мужественной, чем может быть мужчина,она мечтает стать для него примером мужественности. И она никогда не позволитсебе «распускаться» так, как это может позволить себе мужчина в минуты отдыха.

Свой досуг проведет она с непременной «пользой» для себя,она осуществит заранее запланированный культпоход в театр, лекторий или музей сцелью приобщить не столько себя, сколько своих детей или свое окружение к«культуре», хотя внутренне очень далека она от этой самой культуры и совершенноне нуждается в ней. Ее стремление быть наставницей, учителем жизни, проводником«положительных знаний» исходит из неиссякаемого тщеславного желания бытьбольше, чем она есть. Ей почему-то кажется, что культура работает на нее, чточем более будет приобщен человек к культуре, тем более он будет благодарен ей,гиперсоциальной женщине, за это приобщение, и только тогда по-настоящему оценитвысоту ее нравственного облика и педагогического подвига.

Но при всем этом с настоящими деятелями культуры, если ейприходится сталкиваться с ними в своей жизни и деятельности, она не находитточек соприкосновения, они представляются ей социально опасными, глубокоаморальными и довольно зловредными существами. Поэтому по-настоящему чтит онатолько умерших деятелей культуры: от них нельзя уже ждать никаких выходок ипретензий, и с их именами можно обходиться так, как обходится с нимиофициальная идеология.

Есть культура и есть идеология – и это малосовместимыепонятия. В культуре, в ее глубинах, всегда есть живой источник, дающий душевнуюбодрость и силу для преодоления жизненных невзгод и страданий. И от этогоисточника каждый берет столько, сколько ему необходимо для жизни. Идеология жепредписывает социальные ценности и активно внедряет их в сознание граждан,пытаясь через них манипулировать поведением людей, а культуру желает видетьсвоей служанкой в этом ответственном деле.

Поэтому нет ничего более противоположного по сути, чемдеятель культуры и «работник идеологического фронта», к которому вольно илиневольно причисляет себя гиперсоциальная женщина, наивно полагая, что своейидеологической активностью она спасает и утверждает культуру.

Существование гиперсоциальной женщины совершенно очевидносвидетельствует о том, что общество, утверждающее самоубийственный приоритетматериальных ценностей бытия, общество с заматериализованным сознаниемнеминуемо порождает уродство человеческих взаимоотношений и особенно тяжелодеформирует проявление женственности, если она пытается проявиться в немнепосредственно и незащищенно.

Я не боюсь повторить, что женственность полноценно иблагодатно расцветает в поле достойной, можно сказать, рыцарственной мужскойактивности, мужской творческой деятельности, она нуждается в подлинноммужестве, то есть мужестве жертвенном, щедром, великодушном, действующем в мирево имя утверждения женственности, а не во имя собственного эгоизма. Такоерыцарство – не просто романтическое умонастроение или знак принадлежности ккакой-то особой касте, но просветленное и оплодотворенное состояние мужскойдуши. Женственность обращена к мужчине, созревшему духовно для ее принятия, онажелает и ищет его. Истинная женщина обращена к личности, а не к социуму, онавлияет на социум только через своего мужчину, и если ей приходится самойнепосредственно отстаивать себя и проявлять социальную активность, отрешаясьпри этом от женственного начала своей души, то это свидетельствует лишь о том,что подле нее и для нее такого мужчины нет и она испытывает мучительное чувствоненужности и одиночества в этом мире.