Читать книгу "Краденое счастье - Елена Колядина"

Николай шутки не понял.

– Ассоциация певцов-инвалидов? И Путин в курсе? – спросил Николай. – Слушай, удачно я тебя встретил.

Люба закусила губу от счастья. В груди ее жгло, словно на сердце плеснули кипятка.

– И что Путин твоей ассоциации разрешил? Какие виды деятельности?

– Студия звукозаписи для инвалидов, дискотека для инвалидов, клуб…

– Ночной? – уточнил Николай.

– Тоже можно, – согласилась Люба. – В Москве пройдет Год равных возможностей. Путин с Лужковым встречались с такими, как я, и сказали: столица в первую очередь должна стать доступной для людей с ограниченными возможностями. Большие деньги выделены.

– Инвалид-боулинг? – с подъемом предложил Николай. – Для людей с ограниченными возможностями? Пострадавшим в военных конфликтах вход бесплатный. Торгово-закупочную деятельность в устав пропишем. Так чего сидим? Поехали?

– Поехали!

– А ты на чем сюда добралась? На автобусе, что ли? Или опять на парашюте?

– На коляске. – Люба положила руки в старых кожаных перчатках с обрезанными пальцами на ободья колес.

Николай напряг глаза:

– Ты в Москву на коляске собиралась ехать?

– Да, а что такого? Я сильная!

– Вижу…

«Хы! – возмутилась коляска. – Она сильная! Села мне на шею, третий стакан кофе пьет, балясничает, а я стой на солнцепеке!»

– Садись в машину, – скомандовал Николай. – Теперь в машине будешь ездить.

«Любушка, родненькая, не бросай меня!» – запричитала коляска.

Люба объехала джип, открыла переднюю дверь и принялась торопливо снимать подлокотник, чтобы пересесть с коляски на сиденье.

– Подожди, – остановил ее Николай.

Он просунул руки под Любину спину и колени, легко поднял ее и, отпихнув ногой коляску, опустил ношу на сиденье.

Любино сердце колотилось в грудь, как загулявший пьяница в двери сожительницы.

«Любушка! – заголосила коляска. – Я-то как же?»

«Залезай ко мне!» – нахально предложил джип и распахнул багажник.

– Коля… – Люба первый раз назвала так Николая и замерла от волнения.

Николай кивнул:

– Ну?

– Коля, – теперь уже смелее произнесла Люба, безудержно счастливая от близости, каковая, по ее мнению, случилась при переходе на ласково-уменьшительное имя. – Коляска складывается, так что можно ее на заднем сиденье положить, она там ничего не запачкает.

«Я сказала «Коля», а он ничего не сказал на это, – лихорадочно подумала Люба и сделала нелогичный вывод: – Он не против: я ему нравлюсь!»

«Хм, – вскинулась коляска, – «не запачкает»! Я может, отказываюсь в этом наглом джипе ехать».

«Да не бойся, – успокоил ее джип. – Не захочешь, так не трону».

– Здесь что? – Николай снял с сиденья коляски пакет. – В багажник можно бросить или бьющееся?

– Утка… – дрожащим голосом ответила Люба.

– Надувная, что ли?

– Нет, обычная.

– А чего таскаешь? Подарок, что ли?

«Талисман», – гордо ответила утка.

– Нет, не подарок. Так, на всякий случай, – жалобным шепотом ответила Люба.

«Не на всякий, а на каждый!» – сердито поправила утка.

«Ты чего раскрякалась? – оборвала ее коляска. – Помолчать не можешь? Видишь, в какое неловкое положение Любу ставишь?»

«Я?! – возмутилась утка. – Он первый начал. Уток, что ли, не видел?»

– Давайте ее сюда, – попросила Люба.

– Пусть на заднем сиденье лежит, не мешает, – решил Николай.

Выплывшая на свет божий эмалированная утка повергла Любу в отчаяние:

«Никогда меня никто не полюбит, потому что я калека. Калека!»

Не нужно было Любе так думать. Зря она так. Подточенные ледяным ручьем уничижения, ее гордость и уверенность в себе начали стремительно рушиться. Ведь пока что вера в себя была сложена из слов Геннадия Павловича и Надежды Клавдиевны, их заверений в красоте и уме Любы, ее таланте и отваге. Любе еще только предстояло возвести крепкую постройку, способную выдержать насмешки, удивление и безответную любовь. Но ведь был прыжок с парашютом, искренние песни, долгие часы тренировок силы рук? Были поступки – крепкие камни в фундаменте. И они останутся, несмотря на Любину минутную слабость. И даже это сомнение в себе рухнет не в сторону, а внутрь души, придав крепости ее основанию. Впрочем, кажется, лавина уже прошла, прошуршали последние падающие песчинки…

«Пусть Николай никогда не полюбит меня, но я буду любить его, – с радостью, полной тоски, произнесла Люба. – Мне этого хватит. Наверное, это нужно, чтобы я написала новые песни? Ведь не может быть, чтобы все было просто так, без смысла – щипцы, инвалидность, коляска? Ну уж нет. Я уверена: судьба лишила меня ног, чтобы я случайно не пошла не своей дорогой!»

Люба сглотнула слезы и громко сказала, перейдя на «ты»:

– Нет, Коля, давай утку сюда. Это ведь мой переносной унитаз. Круто – да?

Николай раздумчиво сказал «А-а-а!» и засмеялся:

– Круто.

– Знаешь, как удобно! Мобильно! Николай с веселым удивлением принялся разглядывать Любу:

– Слушай, а ты молодец! Уважаю!

– Коля, смотри на дорогу, а то врежемся в лесовоз, – посоветовала Люба.

«Не врежемся, – небрежно бросил джип. – А врежемся, так мало лесовозу не покажется».

«Ой-ёй-ёй, какие мы крутые, – пробурчала коляска. И тут же вскрикнула: – Люба, он ко мне пристает!» Джип ржал и прибавлял скорости. А Люба прибавляла громкости магнитоле и небрежно, без стыда, робости и смущения, клала руками согнутую в колене безжизненную ногу на колено, завернув ее «по-турецки».

Неожиданно заиграл мобильник.

– Родители, – выдохнула Люба. И быстро прокричала в трубку: – Да, мама! Прекрати! Мы уже едем. С Николаем, на его машине. Мама, все будет хорошо! Все, не трать деньги! Нас Путин ждет!

«Хватит, телефон отключаю, а то родители покоя не дадут!» – пробормотала она коляске.

Глава 4

ДОРОЖНО-ТЕАТРАЛЬНАЯ

– Представляешь, я хотела в школьном спектакле «Елка в Сокольниках» Ленина играть, а пионервожатая возмутилась: учение Ленина должно твердо стоять на ногах!

Люба болтала второй час. Николай слушал ее серьезно и вдумчиво, как покойник надгробные речи.

В сумерках джип Николая въехал в Ярославль.

Люба радостно разглядывала Волгу, набережную, старинный центр города, Кремль, вокруг которого струился поток дорогих иномарок.

Вскоре джип остановился возле сверкающего огнями торгового центра.