Читать книгу "Краденое счастье - Елена Колядина"

Любовь, большая, как долг населения за услуги ЖКХ, никак не хотела покидать тела Надежды Клавдиевны Зефировой.

Застряла намертво.

Ни тпру, ни ну!

Где застряла? В животе, где же еще?

В страданиях Надежды Клавдиевны был повинен Геннадий Павлович Зефиров. Любовь, образно выражаясь, была его рук делом.

Надежда Клавдиевна мучилась уже несколько часов.

Вообще-то разрешиться от Любови Надежда Клавдиевна должна была в другом роддоме, по месту прописки. Но Геннадий Павлович привез ее на мотоцикле с коляской сюда. Надежда Клавдиевна рожала по блату! В роддоме работала акушеркой золовка Валентина!

Родить по блату было мечтой всех знакомых и подруг Надежды Клавдиевны.

– Лишний раз подойдут, лишний раз умереть не дадут, – с надеждой делилась Надежда Клавдиевна с Геннадием Павловичем.

– Понятное дело! – вскидывал головой Зефиров. – Лишний укол какой сделают, еще чего лишнее.

Схватки то усиливались, то слабели, но Любовь упорно не желала появляться на свет божий.

– Чего делать-то? Сил моих больше нет!.. – застонала Надежда Клавдиевна, завидев золовку Валентину.

– Тужься на задний проход! – посоветовала Валентина.

Надежда Клавдиевна набирала воздуху в грудь, надувала щеки, усердно тужилась.

Любовь распирала, давила на печень, топталась по сердцу, но упорно не соглашалась покидать насиженное место – глупо из такого-то тепла души уходить, неизвестно, как там еще, на белом свете, встретят?

– Гос-с-споди! – вскричала Надежда Клавдиевна с тем неизъяснимым страданием в голосе, какое обычно исторгается из груди ответственного квартиросъемщика при виде затопленной верхними соседями ванной.

– Давала, так не орала! – с сочувствием попеняла Надежде Клавдиевне золовка.

Любовь, заслышав такую грубую постановку вопроса, возмутилась: «Давала! Бескультурье какое!.. Она, Любовь, – плод любви. Вот хоть на колени теперь золовка Валентина упадет и умолять станет – никуда не уйду!»

Она расщеперилась поперек нежной утробы Надежды Клавдиевны; угнездившись поуютнее, блаженно прижалась щекой и плечом к влажному и горячему нутру и затихла.

Любовь умела затаиваться, как птица в траве. Иногда она так аккуратно сворачивалась калачиком и затихала, что Надежда Клавдиевна в тревоге гладила живот и звонила на службу Геннадию Павловичу. Тот в смятении прибегал в обед домой и тоже встревоженно касался аккуратного животика жены.

Вот и сейчас Любовь задремала. Но дремала чутко, готовая в любой момент напомнить Надежде Клавдиевне о своем мучительном присутствии.

Неожиданно поблизости от Любови наметилось движение.

Кто-то осторожно – ощутила Любовь, – но уверенно, явно не раз хоженным путем пробирался, тихонько клацая, позвякивая и издавая чавканье.

Любовь запрокинула голову и вгляделась во мрак тела Надежды Клавдиевны. Но ничего не увидела.

Внезапно она почувствовала ледяное прикосновение.

Любовь испуганно вскрикнула:

«Кто здесь?!» От неожиданности гость вздрогнул и издал металлический звук.

«Позвольте, а вы кто, смею интересоваться?» – Металлический гость получил старорежимное воспитание и умел изъясняться высокопарно.

«Любовь Зефирова», – пролепетала Любовь.

«Чья, говорите, любовь? Какого такого Зефирова?»

«Геннадия Павловича».

«А что это, позвольте вас спросить, любовь товарища Зефирова делает здесь в рабочее время? Перекурчики устраивает? Любовь должна быть в цехе, в поле, в конструкторском бюро, наконец. Вот где ее место!»

Любовь растерянно захлопала глазами.

«Геннадий Павлович вообще-то сегодня после трудовой смены отдыхает».

«Ах, он по сменам работает? Рабочий класс, значит? Авангард? Что ж, отдохнуть можно. Но опять же: не бездумно время провести, а сочетая, например, с учебой кружка политпросвещения, под знаком углубленного изучения теории и практики коммунистического строительства, разработанных в решениях и материалах ХХVI съезда КПСС. Вот это будет содержательный отдых».

Любовь сделала умные глаза и согласно закивала – не навредить бы Геннадию Павловичу!

Гость не унимался:

«Любовь, говоришь? А я так думаю: приспособленец ваш товарищ Зефиров, накипь! В теплом месте время великих строек пересидеть захотел. Любовь! – продолжал громыхать гость. – Возьми, понимаешь, в цехе, на ферме покрепче в руки и люби с перекрыванием нормы!»

Любовь заинтересовалась:

«Что – в руки?»

«Как что?! Лопату, кайло, логарифмическую линейку, карандаш, в конце концов, чем там еще родину любить полагается?»

«Ломом, плугом», – предложила Любовь, ежевечерне слушавшая из маминого живота программу «Время».

«Верно! – Голос гостя потеплел. – А звать-то тебя как, имя Геннадий Павлович своей любви уже придумал?»

«Так Люба же, Зефирова».

«Ах, Люба! – Визитер смутился, сообразив, что слегка оплошал, приняв имя за страсть Геннадия Павловича, но тут же вновь приосанился. – Что же это ты, Люба, тормозишь процесс? Забыла, что завтра Первомай?! Мать твоя, Надежда Клавдиевна…»

«А вы-то сами кто будете? – перебила Любовь. – Что за елда?»

«Я?! – возмутился гость и оскорбленно встал в позу: – Меня – таким словом? Впрочем, я должен был предполагать, что у товарища Зефирова в быту не все в порядке. Яблоко, так сказать, от яблони… Я – Forceps Obstetrico, если по-научному, по-латыни».

«Фор… фор… – Любовь запнулась. – А мама вас как зовет?»

Гость с сомнением взглянул на плод любовных трудов товарища Зефирова: какая такая мама, уж не издевается ли?!

Любовь ждала ответа, простодушно посапывая.

Да нет, вроде не издевается…

«Мы – щипцы акушерские».

«Щипцы?! Ой, мамочка!»

Любовь попыталась протиснуться назад, в глубь тела Надежды Клавдиевны.

Щипцы возмущенно хмыкнули:

«А вы кого собирались встретить в советском родильном доме в разгар трудового дня?»

«Да были тут…» – задумалась Любовь.

«Кто? – Для большей острастки посетитель перешел на «ты». – Не бойся, отвечай! Зефиров небось? Вот же человек! Ну, решил провести выходной день не в университете марксизма-ленинизма, а в роддоме, так ты не прохлаждайся! Ты приведи сюда посланцев социалистических стран – вон их сколько на Первомай прибыло! – представителей зарубежных профсоюзных и рабочих организаций, видных борцов за мир и дружбу между народами. Покажи товарищам советские родовые пути – самые прямые пути в мире!»