Читать книгу "Енисей, отпусти! - Михаил Тарковский"

Бахтинцы, погибшие в Великой Отечественной Войне:

Хохлов Иван Павлович

Хохлов Иван Игнатьевич

Хохлов Павел Игнатьевич

Синяев Иван Никифорович

Попов Петр Федорович

Плотников Матвей Васильевич

Хохлов Марк Павлович

Лямич Тимофей Яковлевич

Эмидак Андрей Никифорович

Эмидак Михаил Альбудьевич

Эмидак Данил Альбудьевич

Хохлов Павел Елизарович

Хохлов Михаил Павлович

Степанов Михаил Максимович

Хохлов Степан Макарович

Вернувшиеся с войны бахтинцы-ветераны, которых уже нет в живых:

Хохлов Георгий Гаврилович

Хохлов Федор Павлович

Хохлов Евдоким Дмитриевич

Хохлов Андрей Павлович

Степанов Павел Васильевич

Попов Леонид Андреевич

Ярков Иван Андреевич

Лямич Петр Алексеевич

Мальцев Михаил Григорьевич

Хочется обязательно сказать об одном человеке, который в боевых действиях не принимал участия, хоть и был призван в армию в 1944 году. Он никогда и не причислял себя к ветеранам, но, видно, был таким человеком, что люди причисляли его к ним невольно – за его мужество, за трудолюбие, готовность прийти на помощь. Этот человек Адам Валерьянович Шейнов.

С праздником вас, дорогие ветераны! Вечная вам память, герои!

Русский язык на берегах Енисея

Можно в очередной раз отделаться прописными истинами о прижившихся иностранных словах, вроде «контора» или «школа», если бы не последняя словесная интервенция. Ее несметная конница ввезла на своих спинах отнюдь не дефицитную терминологию, призванную облегчить жизнь специалистам новых технологий, а западную идеологию с ее системой ценностей. Живая и удивительная природа слова наглядно проговаривается об этом в терминах, вроде «менеджер», повально употребляемого вместо традиционного для России «управляющего». Отличие «менеджера» от «управляющего», несмотря на «юридическую» тождественность в самом духе, исходящем от подобных слов. В духе бизнеса, то есть зарабатывания денег. Не зря главной мотивацией при обучении менеджеров ставится личное обогащение, а не управление в его исконном смысле. Вдумаемся, что такое управление в русском понимании? Возьмем, к примеру, управление судном? Это навигация, выбор направления, путь, ответственность… (направ, прав, правота). Нынче слово «управленец» берется как синоним «менеждера» и употребляется уже в новом привнесенном смысле.

Чем отличается американское слово «администрация» от привычного русскому уху «правительство»? «Администрация» несет оттенок некой сугубо формальной и демонстративно заниженной (ах, не ущемить бы какую свободную личность!) роли государства, милостиво устранившегося от важных аспектов общественной жизни, будто бы оставленных на совести вольных индивидуумов. «Правительство» же предполагает именно правление страной и народом, управление, направление (однокоренные слова: правота, правда, правило). Некое опережающее знание о пути и ответственность за этот путь перед Богом и народом – словом, все то, что испокон было свойственно русской имперской традиции.

Говоря о состоянии русского языка, не будем впадать в подсчет надругательств над ним, начиная со всевозможных «фандрайзингов» и заканчивая целой кухней называния коммерческих товаров заморской рецептуры – всяких «дляносов» и «вкусноффых», за которые горе-словотворцев впору наказывать «ремнеффым».

Не побоюсь повториться, если в который раз заявлю о необходимости введения гражданского обращения «сударь» и «сударыня» как наиболее приемлемого, да и просто замечательного по звучанию, теплу и уважительности. Робкая попытка продвижения «господина» и «госпожи» ничего, кроме недоумения и раздражения, у народа не вызвало, так как со словом «господа» у большинства населения ассоциируется нечто антинародное и паразитическое – из области господства одних над другими. Мой знакомый охотник-промысловик говорил: «Да какой я, на хрен, господин?!»

Как же быть с этим самым «господином» в дореволюционной России? Да никак… Просто после всего, произошедшего с нами в двадцатом веке, говорить о возвращении к сословному делению, принятому в прежней России, вряд ли имеет смысл. (Что касается «сударя»: традиционно именно нота уважительности была главной в этом производном от слова «государь». Поэтому не следует искать здесь какую-либо общественно-политическую окраску, связанную с понятиями «государь», «государство», «суд» и прочее, включая иностранный термин «sudarium».)

Словом (хороший оборот!), обязанность и государства, и гражданина – проявлять особенное внимание, строгость и ответственность в отношении к языку и понимать, что стоит за словом вообще.

Наш язык понес огромные потери после преступного упрощения его в 1917 году. Всем известно, что до коммунистической реформы в нашем языке было 36 букв, а в «классической» старославянской кириллице – вовсе 43. Уничтожение каждой буквы – это потеря языкового оттенка. Примитивный язык приводит к примитивному мышлению. Упрощение языка – путь к национальной деградации, хотя именно упрощение и объявлялось главной целью данной реформы.

Введение алфавита вместо азбуки – это посягательство на сакральную сущность языка. Вспомним, что за каждой буквой азбуки стояли важнейшие смысловые материки: Аз – я, Буки – буквы (Боги), Веди (ведать), а дальше и объяснять не надо: Добро, Есть, Жизнь…

И если вглядеться в древнерусскую, старославянскую и церковно-славянскую языковую глыбь, то так и замрешь, завороженный огромными возможностями, которые упускались при каждом упрощении. Удивительно, почему в школах не изучают старую азбуку (хотя почему-то изучение так называемых мертвых языков считается незыблемой составной классического образования) – такое обращение к прошлому было бы очень полезно.

Великой школой и сокровищницей русского языка является наша литература. Ее мастера традиционно чувствовали охранную и животворную роль народного языка и питались его родниками. И в наши дни именно язык русских деревень еще противостоит технологической атаке, которой подвергаются города, где сотнями вводятся безо всякого контроля чужеродные слова, которым можно подыскать отечественную замену – была б на то воля. Вот в воле-то и дело.

Русская деревня – это та заповедная территория, где еще жив русский язык как носитель национального духа. И, конечно, самые глубинные и нетронутые места – это Сибирь и ее наиболее удаленные уголки. Здесь, в поселках, деревнях, станках, еще звучит речь русского времени, здесь сам язык еще говорит на другом (богатом и гибком) языке, и ты испытываешь ощущение, будто попал на сто лет назад… Точно так же как, оказавшись в старообрядческом поселке и поднявшись на угор, замираешь… Тебя буквально ошатывает могучей волной времени при виде бородатых мужиков в рубахах с расшитыми воротами и женщин в сарафанах и платках.