Читать книгу "Петербург в царствование Екатерины Великой. Самый умышленный город - Джордж Манро"

Если применять те критерии урбанизации, о которых шла речь выше, к России в целом, то оказывается, что кроме Петербурга в XVIII в. никакой другой русский населённый пункт, за исключением, может быть, одной Москвы, нельзя назвать настоящим городом. То, что столица первой пережила урбанизацию, несмотря на запоздалый старт, было естественно. Больше ни один город в России не был так тесно связан с центральной администрацией и не имел таких преимуществ в морской торговле (до основания Одессы ближе к концу столетия). Очевидно также, что ни один русский город в рассматриваемый период не рос так быстро, как Петербург. Да и ни один город Европы не мог сравниться с ним размахом и темпами преображения. Рост Петербурга выглядел особенно выдающимся на фоне неблагоприятных природных условий, которые, казалось бы, должны были препятствовать развитию города. Это и суровый климат, и отсутствие в окрестностях столицы сколько-нибудь многочисленного сельского населения, которое служило бы источником рабочей силы, и дальние расстояния, на которые приходилось перевозить грузы для поддержания жизнеспособности города.

Внутри же России урбанизация, как сказано выше, ещё не начиналась ни в одном населенном пункте, кроме Москвы. Москву продолжали называть большой деревней даже в XX в. – название, совершенно неприменимое к Петербургу ни на одной стадии его существования. Но Москва не могла тягаться с новой столицей. В царствование Екатерины Петербург превзошел Москву численностью населения, значением для экономики страны, культурным развитием. Город-узурпатор, не доживший ещё и до ста лет, был динамичнее, он сильнее влиял на сельскую Россию, чем его шестисотлетняя соперница. Россия получала новые идеи, технологии, привычки к комфорту и роскоши благодаря Петербургу.

Одним из предметов настоящего исследования послужили энергично развивающиеся экономические связи между Петербургом и значительной частью сельской России. Столица не могла бы выжить, не черпая средства к существованию из многих регионов империи, но и внутренняя Россия также приобретала зависимость от Петербурга, который дополнял, если и не обеспечивал полностью, её жизненные средства. В исследовании советского историка Л.В. Милова высказана мысль о том, что к середине ХVIII в. отработочные повинности крестьян, т. е. барщина, на российском Северо-Западе достигли максимума. Производительность труда в этой части страны была сравнительно низкой из-за скудных почв и короткого сезона вегетации, поэтому помещики, чтобы увеличить свои доходы, стали переводить крестьян на оброк[781]. Крестьяне, которым теперь полагалось платить помещику деньгами, а не отработками, естественно, тянулись к крупнейшему рынку наёмного труда в России – в Санкт-Петербург, где одни только екатерининские строительные начинания обеспечивали денежным доходом десятки тысяч крестьянских хозяйств. Милов описывает существовавшую в сельской экономике готовность к перемещению в город – такое положение дел шло на пользу растущему Петербургу.

В другой работе, принадлежащей перу Г. Розмана, высказывается мысль о том, что как раз накануне наступления XIX в. Россия вышла на последнюю ступень развития, предшествующую этапу Нового времени[782], благодаря чему и оказалась способна к быстрой модернизации в XIX в. Санкт-Петербург является наилучшим воплощением тезиса Розмана применительно к урбанизации. Этот исследователь считает, что из семи выделенных им уровней урбанизации, свойственных периоду до начала Нового времени, Россия достигла наивысшего. Можно при этом отметить, что Петербург не только служил иллюстрацией мысли Розмана, но и стимулировал развитие страны в целом, заставляя её рынки реагировать на потребности и запросы столицы и поощряя экономическую активность по всей России.

Культурное влияние столицы на сельскую местность было определённо слабее. В екатерининском Санкт-Петербурге складывалась самобытная русская литература и театр, но эффект от этого в целом проявился только в следующем поколении. Эта грань воздействия Петербурга на Россию ждала появления фигуры пушкинского масштаба. Но даже если столичное влияние на сельскую местность не было всесторонним, то всё равно остается уместным один важный вопрос: если Петербург так очевидно отвечал на запросы русской жизни своим устойчивым быстрым ростом в последней трети XVIII в., то почему урбанизация не охватила другие города России в начале XIХ в.?

Хотя Петербург являлся важнейшим фактором в преобразовании России в XVIII в., он не сохранил своей мощной витальности в XIХ в. Причина лежит отчасти в том явлении, которое К. Дэвис и Л. Голден некоторое время назад определили как «сверхурбанизацию»[783]. Этот феномен присущ доиндустриальным обществам, которые достигают более высокой численности городского населения, чем можно ожидать в такой ситуации, когда в принципе города имеют тенденцию оставаться небольшими и привязанными к экономике местного масштаба. Сверхурбанизация обычно происходит в одном городе. Главным примером, который приводят Дэвис и Голден, послужил Каир середины ХХ в. Сверхурбанизацию вызывает не только притяжение города, но и выталкивание рабочей силы из депрессивной сельской экономики. Если в нашем исследовании мы придавали главное значение первому из названных факторов, то отметили также и второй как сыгравший определённую роль в росте Петербурга.

Слабость сельской экономики в значительной мере объяснялась устройством российского общества. Как указывали бесчисленные историки, крепостное право было серьёзной помехой модернизации, а значит, не допускало широкого урбанистического развития. Новые сословия и корпорации, созданные Екатериной II для горожан в Жалованной грамоте 1785 г., не вытеснили «сельские» сословия. Так, переселенец, прибывший в большой или малый город, мог приписаться в купцы или ремесленники, но по закону он оставался крестьянином или крепостным. Эта двойственная роль делала миграцию в города менее привлекательной и более трудной, чем имело место в Западной Европе в предшествующие века. Там прежний крестьянский статус переселенца кончался с его перемещением в город (что и выражалось фразой «Stadtluft macht frei» – «Воздух города освобождает»). Более того, жившие в городе крестьяне, не приписанные к городским сословиям, по екатерининскому законодательству приобретали мало экономических привилегий; право на занятия коммерцией и промышленным предпринимательством оставалось в городах уделом лишь «среднего рода людей», т. е. мещан: купцов, ремесленников, посадских. Только с отменой крепостного права в 1861 г. и с последовавшим за ней принятием нового городового законодательства Россия сумела развить психологические, социальные и политические предпосылки для массовой урбанизации.

Таким образом, причины того, что урбанизация здесь не удержала постоянного темпа развития, лежат скорее в сельской местности, чем в самом городе. Помехой развитию более полнокровной городской жизни были не столько недостатки административного устройства городов, сколько природа сельского общества. К тому же кроме снабжения одного-единственного города, Санкт-Петербурга, экономика страны не в состоянии была бы обеспечивать поставку жизненно необходимых продуктов из деревни также в другие города. Об этом говорит и рассмотренная нами ситуация со снабжением Петербурга, требовавшим неослабной заботы и всестороннего внимания.