Читать книгу "Край навылет - Томас Пинчон"

Начинают они достаточно опасливо, вежливо, ни одна не успевает толком сообразить, как оно превращается в утреннее ток-шоу по ТВ. Ланч с Экс-Подружкой Экс-Супруга.

– Так деньги, вы их получили от Дотти, вдовы в О.К., верно?

– Одно из тысячи заданий, что она вдруг обнаружила у себя в списке.

А также возможно, с учетом глубин потворства Кольцевой, бегущего параллельно и чуть за видимой вселенной, что Сьомара сегодня здесь по поручению не столько Дотти, сколько элементов, заинтересованных в том, насколько упорно Максин склонна вынюхивать истину за кончиной Виндуста.

– Вы с Дотти общаетесь.

– Познакомились пару лет назад. Я была в Вашингтоне с делегацией.

– Ваш… Ее муж там был?

– Маловероятно. Она взяла с меня клятву молчать, мы встретились за ланчем в «Старом Эббитте», шумно, всюду валандается публика Клинтона, мы обе щиплем свои салаты, пытаемся не обращать внимания на Лэрри Саммерза в дальней кабинке, ей-то что, а у меня такое чувство, будто я на прослушивании к чему-то.

– И обсуждаемая тема, конечно…

– Два разных мужа вообще-то. Еще когда я его знала, он был таким человеком, которого она бы не узнала, шестерка начального уровня, еще не соображавший, какие неприятности у его души.

– А когда она до него добралась…

– Может, так помогать ему уже и не требовалось.

Классический нью-йоркский разговор, у вас ланч, вы беседуете о ланче где-то еще.

– Значит, вы, дамы, мило поболтали.

– Не уверена. Под конец Дотти сказала кое-что странное. Вы же слышали про древних майя и ту игру, в которую они играли, первая разновидность баскетбола?

– Что-то да, – Максин смутно. – …Вертикальная корзина, высокий процент фолов, некоторые вопиющи, обычно смертельны?

– Мы стояли на улице, пытались поймать такси, как вдруг Дотти ни с того ни с сего что-то вроде: «Самый опасный враг безмолвен, как майяский баскетбол по телевизору». Когда я вежливо заметила, что во времена майя не было никаких телевизоров, она улыбнулась, как учительница, которой ты только что подала правильную реплику. «Тогда можете вообразить, насколько он безмолвен», – и скользнула в такси, которого я не заметила, и исчезла.

– Считаете, так она говорила о… – ох, давай же, – его душе?

Она пристально смотрит Максин в глаза и кивает.

– Позавчера, когда Дотти попросила меня привезти вам деньги, она заговорила про то, как видела его в последний раз, наблюдение, вертолеты, мертвые телефоны и замороженные кредитные карты, и сказала, что на самом деле снова стала о них думать, как о товарищах по оружию. Может, просто-напросто играла в хорошую вдову шпика. Но я ее все равно поцеловала.

Черед кивнуть Максин.

– Оттуда, где я росла, в Уэуэтенанго, где мы познакомились с Виндустом, до системы пещер был всего день пути, и все верили, что это подходы к Шибальбе. Первые христианские миссионеры считали, что россказни про ад нас испугают, но у нас уже была Шибальба, буквально, «место страха». Там имелась особенно ужасная площадка для игры в мяч. У мяча такие… лезвия, поэтому играли смертельно серьезно. Шибальба была… и есть… такой громадный город-государство под землей, ею правят двенадцать Повелителей Смерти. У каждого – своя армия неупокоившихся мертвецов, которые бродят на поверхности мира и причиняют живым кошмарные страдания. Риос Монтт и его чума геноцида… не слишком отличаются… Виндусту начали рассказывать истории про Шибальбу, как только его подразделение прибыло в страну. Поначалу он думал, что это еще один способ потешаться над гринго, но немного погодя… Думаю, он начал верить, больше, чем верила я, по крайней мере – верить в параллельный мир, где-то далеко у себя под ногами, и там другой Виндуст делал то, что здесь, наверху, он притворялся, будто не делает.

– Вы знали…

– Подозревала. Старалась не слишком много видеть. Я была слишком молода. Знала про электрохлыст, «самооборона», как он его объяснял. Люди звали его Шук, что на кекчи значит «скорпион». Я его любила. Должно быть, думала, будто смогу его спасти. А в конце так вышло, что Виндуст спас меня. – Максин ощущает странный зуд по краям мозга, словно онемевшая нога пытается вернуться к жизни. Все еще в периметре новобрачного блаженства, он украдкой выбирается из постели, делает то, что ему полагается делать в Гватемале, проскальзывает обратно, в худшие часы утра, прилаживает хуй свой к расщелинке ее задницы, как могла она не знать? В какую невинность могла по-прежнему верить?

Каждую ночь стрельба из автоматических винтовок, нерегулярные пульсации пламеокрашенного света над линией деревьев. Начали уходить селяне. Однажды утром Виндуст обнаружил, что контора, в которой он здесь работал, брошена и очищена от всего конфиденциального. Ни следа неолиберальной мерзоты, с которой он просочился в этот городок. Вероятно, ввиду мгновенного появления среди ночи недоброжелательных деревенских жителей с мачете. На перегородке его загончика кто-то написал помадой «SALSIPUEDES[140]ЕБАМАТЫ». За домом еще курилась 55-галлонная нефтяная бочка, полная пепла и обугленной бюрократии. Вокруг ни единого признака yanqui, что там про израильских и тайваньских наемников, с которыми они координировались, все вдруг собрались обратно в Незримое.

– Он дал мне где-то минуту на то, чтобы собрать сумку. Блузка, в которой я была у нас на свадьбе, какие-то семейные фотографии, носок с рулончиком кецалей, небольшой «СИГ-Зауэр».22-го калибра, с которым ему никогда не бывало удобно, поэтому он его навязал мне.

По карте мексиканская граница была недалеко, но хотя они сперва направились к побережью, подальше от гор, местность оказалась изнурительной, и встречались препятствия – армейские патрули, кровососы-особисты Кайбилов, guerrilleros, стрелявшие в гринго без предупреждения. В любой момент Виндуст мог бормотнуть:

– Тут закавыка, – и им приходилось прятаться. На это ушло много дней, но он наконец доставил их в Мексику живыми и здоровыми. Они выбрали шоссейную дорогу в Тапачуле и автобусами поехали на север. Однажды утром на автостанции в Уахаке они сидели под навесом из шестов и пальмовых листьев, и Виндуст вдруг опустился на одно колено и протянул Сьомаре кольцо, а на нем такой большой бриллиант, каких она раньше не видела.

– Что это?

– Я забыл подарить тебе обручальное кольцо.

Она его примерила, не подошло.

– Это ничего, – сказал он, – доедешь до D.F.[141], я хочу, чтобы ты его продала, – и вот только тогда, с этим «ешь», а не «ем», она поняла, что он уезжает. На прощанье Виндуст поцеловал ее и, отвернувшись от, вероятно, последнего акта милосердия в своем резюме, убрел с автостанции. К тому мигу, когда она подумала вскочить и побежать за ним, он уже пропал на трудных дорогах и в тяжком климате некой северной судьбы, от которой, думала она, ей удастся его защитить.