Читать книгу "Ухищрения и вожделения - Филлис Дороти Джеймс"

— А что с Тимми? — спросил Дэлглиш.

— Его забрали местные власти. Пришли вчера с ордером на помещение в приют или что-то в этом роде. Две женщины из отдела соцпроблем. Вполне приличные. Только он не хотел уходить с ними. Такую истерику закатил. Им пришлось его от меня прямо силком отдирать. Что это за общество у нас, если оно творит такое со своими детьми?

— Думаю, у них просто выбора не было, — сказал Дэлглиш. — Они же обязаны планировать его будущее. В конце концов, не мог же он бесконечно оставаться здесь с вами.

— Да почему же? Я заботился о нем больше года. И я хоть что-то имел бы от всей этой неразберихи.

— Они отыскали родителей Эми? — спросил Дэлглиш.

— А у них время было искать?! А найдут, так мне-то не скажут. Тимми прожил здесь у меня больше года, но со мной никто не хочет считаться. Я меньше значения имею, чем его дед и бабка, которые его и в глаза-то не видали и которым, похоже, на него вообще наплевать.

Паско все еще держал в руке пустую жестянку из-под пива. Медленно поворачивая ее в пальцах, он сказал:

— Что меня по-настоящему достало, так это ее притворство. Я думал, она неравнодушна. Да нет, не ко мне, а к тому, что я пытался сделать. А это было одно притворство. Она просто меня использовала. Использовала это жилье, чтоб быть поближе к Кэролайн.

— Но ведь они вряд ли могли слишком часто встречаться? — спросил Дэлглиш.

— Откуда мне знать? Когда меня не было дома, она вполне могла потихоньку уходить, чтобы повидаться со своей любовницей. Тимми, видно, часами оставался один. Она даже к нему была равнодушна. Кошки ей были важней, чем Тимми. Миссис Джаго забрала кошек, так что с ними все будет в порядке. Иногда по воскресеньям она уходила посреди дня, прямо заявляла: пойду, мол, на свидание с любовником. Свидание в дюнах. На песке. Я думал, она шутит. Мне надо было верить, что это шутка. И все это время она была с Кэролайн. Занимались любовью. Смеялись вместе надо мной.

— У вас ведь нет доказательств, — возразил Дэлглиш. — Это же Ривз вам сказал, что они любовницы, а Кэролайн вполне могла ему солгать.

— Нет, нет, она не солгала. Я знаю. Они нас обоих использовали — и Ривза, и меня. Эми ведь не была… Ну, она не была фригидна. Мы прожили вместе в этом фургоне больше года. На вторую ночь она… Ну, она предложила прийти ко мне. Но это было с ее стороны как бы предложением вот так за жилье и еду заплатить. Тогда это было бы неправильно и для нее, и для меня. Но время шло, я вроде бы стал надеяться. Ну я хочу сказать, мы ведь жили тут вместе, и я вроде бы к ней привязался, даже полюбил. Но она никогда по-настоящему не хотела, чтобы я был с ней. А когда приходила с этих воскресных прогулок, я знал. Я сам перед собой делал вид, что не знаю, но я знал. У нее вид был такой — восторженный, счастливый. И она улыбалась.

— Послушайте, — сказал Дэлглиш, — неужели вам и в самом деле так важно, что у нее был роман с Кэролайн? Даже если это правда? Ведь то, что было между вами здесь, в этом фургоне, — привязанность, дружба, товарищество, совместная забота о Тимми, — разве все это ничего не значит? Из-за того, что она жила с кем-то на стороне?

— Забыть и простить? — с горечью сказал Паско. — Как легко у вас это получается.

— Я не думаю, что вы сможете забыть или что захотите забыть об этом. Но я не вижу, почему бы вам следовало говорить о прощении. Она же не обещала вам ничего больше того, что давала.

— Вы меня презираете, да?

Дэлглиш подумал, как же все-таки непривлекательна эта погруженность в себя людей глубоко несчастных. Но оставались еще вопросы, которые ему необходимо было задать. И он спросил:

— Эми ничего не оставила? Никаких записей, бумаг, дневников? Чего-нибудь, что говорило бы о том, что она делала здесь, на мысу?

— Нет, ничего не оставила. Да я знаю, что она делала на мысу, почему появилась здесь. Приехала, чтобы быть поближе к Кэролайн.

— А деньги у нее были? Хоть вы питались вместе, за ваш счет, у нее должны были быть какие-то собственные деньги.

— У нее всегда была какая-то мелочь, но я не знаю, откуда она их брала. Она не говорила, а я не хотел расспрашивать. Я знаю, что никаких пособий она не получала. Говорила, что не хочет, чтоб из Минздрава и собеса ходили тут и вынюхивали, спим мы вместе или нет. Ну я ее не виню. Я и сам этого не хотел.

— И писем она не получала?

— Открытки получала время от времени. Довольно регулярно вообще-то. Так что друзья какие-то у нее, видно, были. Не знаю, что она с открытками делала. Выбрасывала, я думаю. В фургоне ничего нет, кроме ее одежды и косметики. Я все это тоже сожгу. Тогда уж ничего не останется, вроде ее здесь и не было никогда.

— А убийство? — спросил Дэлглиш. — Вы думаете, это Кэролайн Эмфлетт убила Робартс?

— Может быть. Мне все равно. Теперь уже не имеет значения. Даже если она и не убивала, Рикардсу ведь нужен козел отпущения. Она и Эми вместе очень ему подойдут. Почему бы и нет?

— Но вы же не можете и вправду поверить, что Эми совершила убийство?

Паско взглянул на Дэлглиша как-то по-детски сердито и растерянно, словно отчаявшись что бы то ни было понять.

— Да не знаю я! Послушайте, я же, оказывается, совсем ее не знал. Именно об этом я вам и толкую! А теперь, когда Тимми забрали, мне и знать ничего не хочется. И я совсем запутался — тут и злость из-за того, что она со мной сделала и кем была, и горе, что она погибла. Я и не представлял даже, что можно вот так злиться и горевать, все одновременно! Мне бы плакать о ней, а все, что я чувствую, — это страшная злость!

— Да, конечно, — сказал Дэлглиш. — Можно одновременно чувствовать и злость, и горе. Это самая обычная реакция, когда переживаешь утрату.

И тут вдруг Паско разрыдался. Жестянка из-под пива со стуком упала на стол, Нийл низко наклонил голову, плечи его сотрясались. «Женщины гораздо лучше, чем мы, способны помочь горю, — думал Дэлглиш, — у них это лучше получается». Ему так часто приходилось видеть, как женщины-полицейские не задумываясь, инстинктивно придвигаются, чтобы обнять потрясенную горем мать или потерявшегося ребенка. Некоторые мужчины, конечно, тоже умеют. Было время, это хорошо получалось у Рикардса. А у него самого если что и получается, так это слова. Но в конце концов, слова ведь — его профессия. Труднее всего ему дается то, что так естественно для людей по-настоящему щедрой души: готовность коснуться другого и принять его касание. Он вдруг вспомнил, что и пришел-то сюда под фальшивым предлогом. «Если бы не это, может, и мне удалось бы».

— Мне кажется, ветер стал потише, чем раньше, — сказал он. — Почему бы нам не сжечь то, что осталось, и не убрать всю эту грязь на берегу?

Через час они все закончили, и Дэлглиш готов был отправиться к себе на мельницу. Когда он прощался с Паско у дверей фургона, подъехала, подпрыгивая на поросших травой кочках, голубая «фиеста». За рулем сидел молодой человек.