Читать книгу "«Контрреволюционер» Сталин. По ту сторону марксизма-ленинизма - Сергей Николаевич Магнитов"

самоубился идеологически, запутавшись в идеологемах, запутав окружение, которое просто сделало нервную реакцию на многие нервные реакции Сталина начала пятидесятых.

Очевидно:

1. Сталин называл себя большевиком.

2. Партия ВКП – была с приставкой «б» – большевиков: ВКП(б).

3. В 1952 году на XIX съезде сменил название – КПСС. Без «б». Если прибавить к этому катастрофическому тогда шагу – отказу от большевизма – две его работы по языку и экономике социализма – то перед нами картина полного идеологического банкротства. Но если многие вещи объяснимы, то зачем Сталин пошёл на самый самоубийственный шаг – отказ от большевизма – у которого была самая понятная для масс и завидная традиция – от РСДРП (Б) – РКП (Б) до ВКП (Б)?

Сначала объясним логику – совершенно очевидную – этого отказа: если есть большевики, то где же меньшевики? Сталин попал в плен бинарной логики: если есть одно, то давай и другое? Но как это другое конституировать? Партию меньшевиков разрешать? Нет. Это ведь 1952 год. Значит надо убирать из названия партии – большевизм.

Но тогда Сталин отказался от своих политических корней – энергии большинства масс, которые он направлял. Без большевизма энергия страны ушла. Большевизм в сталинской версии – это ставка на энергию масс. И позитивную – массы идут вперёд; и негативную – массы сметают перед собой препятствия в борьбе за светлое будущее. Формула ясна и применима.

Берем 11 том полного собрания сочинений от 1949 года, открываем наугад и в нас плещет волна сталинской энергии.

Цитата: «Можно ли в условиях нынешней фазы социалистического строительства устраивать действительное и прочное соглашение с середняком, не опираясь на бедноту и не ведя борьбу с кулаком?

Нельзя.

Можно ли в условиях нынешнего развития вести успешную борьбу с кулаком, не опираясь на бедноту и не имея соглашения с середняком?

Нельзя.

…То, что с середняком надо устанавливать соглашения – это знают все большевики»[47].

Когда есть враг – всё ясно! – Набрать большинство и задавить меньшинство. Логика сермяжная, но понятная.

И вот некого сметать, – врага в лице меньшевизма нет, даже гитлеризм победили – нужно строить целостную империю без внутренней борьбы – на основе братства. Он пишет работу о языке, говоря, что по природе язык не классовое, а общенародное явление. Это натяжка. Язык – жёсткое иерархическое (правда, не совсем классовое) явление. И дело тут не в разных языках и диалектах слуги и господина, и не в уровнях образования и эрудиции, демонстрируемых в языке. Язык иерархичен в силу своей действенности и действительности. Бюрократическая «научная» диссертация с массой непонятных скучных слов так же бездейственна и находится на нижнем этаже языковой иерархии, как и заплетающийся язык бомжа. А вот афоризм Гераклита, притча Христа, рассуждение Гегеля, яркий памфлет политика, манифест поэта могут двигать историю.

Сталин запутался в тисках наступающих идеологем, которые, помогая в тридцатых, начали превращаться в противоположность – неприятелей.

Установка на массы позволяет по ходу применять самые непозволительные приёмы – хватать всё подряд и приспосабливать. Пока массы необразованны, это проходит, но как только люди начинают что-то соображать, то у них возникают вопросы. Таким тупиковым вопросом был механизм формирования демократического централизма. Как Центр можно сформировать Большинством? Центр – это большинство? Нет, как раз меньшинство. Но как большинство можно породить меньшинством? А главное – зачем?

И вот нарастают объяснения, которые все ведут в тупик: централизм – на самом деле демократический. Делаем связку – получается: демократизм есть большевизм: то есть то, что избрано в Центр и названо демократическим, – по механизму делегирования – большевизм.

Кризис Сталина – это кризис большевистского механизма – большинство выбирает меньшинство и раскалывает общество на бинарные части.

Но и это не всё. Сталин понимает, что большинство не только выбирает меньшинство, но и побеждает другое меньшинство – которое остается за бортом представительства и делегирования. Тогда какой может быть признак демократии – если у меньшинства нет голоса и представительства? А оно тем не менее остается! А это значит Большинство остаётся в тисках меньшевизма – сверху и снизу. И не просто так! Это два меньшинства реактивны и тяготеют к связке! Это значит меньшевизм становится откровенно переворотной силой – особенно если они находят друг друга. Более того, активность обиженных аутсайдеров и активных руководителей сходятся! Почему? Потому что большинство – деградирует как аморфная непрофессиональная масса, которая делегировала как права, так и ответственность. И становится – целью для меньшинства – разделать тушу Большинства и её сожрать.

В своё время, в 1990-х, поражал союз либеральной элиты олигархов и откровенного криминала. А эта схема как раз объясняет причину этого союза – раздел туши аморфного большинства.

Далее, Сталин прекрасно видел топонимику раскола: где на рисунке Центр? Правильно – в том аморфном массиве безответственного большинства! То есть центр власти – в полной зыбообразной аморфии! Смерть глядит в лицо. И понятие Воля Большинства становится просто издёвкой. Большинство всегда выберет себе подобного по уровню, а это значит выборная деградация Власти не заставит себя ждать. О каком централизме тогда можно говорить?

Разве это не раскол общества и страны по множеству признаков?

Как его преодолеть?

И вот ответ, почему троцкизм победил в пятидесятых. Ну не потому же, что Хрущёв под подушкой читал Троцкого. И не потому, что у него были троцкисты-наушники. А потому что балласт безответственного большинства стал реальной угрозой развития страны. Нужна была любая увлекающая идея. Отсюда безумные заявления о победе коммунизма, космонавтика-во-что-бы-то-ни-стало, авантюра на Кубе, Целина и прочее. Нужны были любые раздражители, чтобы увлечь большинство.

Но времянки и имитации хватает не надолго. И вот троцкизм меняется на деградацию большинства – распад его на личные, шкурные, интересы. То есть и Брежнев тоже понятен и неслучаен – он пришёл дать большинству сладость распада и декаданса. И даже комсомольские стройки не помогли.

Это важное свойство большинства – тяга к деградации и взаимной поруке – начал понимать и Сталин. Склонность даже боевого большинства (в случае с генералитетом после войны) к деградации, распаду на атомы его поразила. Особенно, когда нашлось чего присвоить. И этот процесс оказался моментальным и неуправляемым: чем больше было благ – тем гнуснее, бездельнее и требовательнее Большинство. И если Большевики Штатов извернулись и сделали частное накопление стимулом – которое раздробило и сдвинуло большинство в сторону некой «мечты», то советское большинство повисло на шее Страны. И Страна не вынесла такого. Сталин это понял, но решений не было.

Правда и американская мечта себя уже