Читать книгу "Церковная историография в её главных представителях с IV-го века до XX-го - Алексей Петрович Лебедев"

Иринее с Тертуллианом и Ипполитом и в особенности об Оригене и оригенизме; но пускаться в подробности не усматриваем надобности. Заметим одно: напрасно Гарнак слишком преувеличивает значение Оригена для последующей церкви.

Таким образом для нас открылось, что «построение» истории церкви первых трех веков, сделанное Гарнаком — не удалось.

Его взгляды, почти все, заслуживают сильных порицаний. Но не порицать только нужно Гарнака, а и пожалеть. Он печальная жертва увлечения таким историческим методом, который без изменений не может быть приложен к обработке церковной истории.

II. В предшествующей главе мы обозрели историю церкви первых трех веков, как она описана Гарнаком, теперь обратимся к исследованиям того же ученого по части дальнейшей истории церковной.

В этой области для человека, принадлежащего к православной церкви, конечно дороже и интереснее всего исследования касательно греческой церкви, так как по заключении первых трех веков в истории этой церкви, следует многознаменательный период вселенских соборов с сопровождавшими их замечательными событиями и явлениями. К нашему удовольствию, именно этим-то периодом вселенских соборов и занимается Гарнак во второй книге своего сочинения.

Посмотрим прежде всего, какие факторы, по суждению Гарнака, заправляли развитием и жизнью церкви с IV века.

Такими факторами, он считает с одной стороны греческую философию в форме Аристотелизма и особенно Платонизма, с другой Оригенизм, богословскую систему Оригена. Аристотелизм и Платонизм для IV и дальнейших веков Гарнаку представляются тем же, чем был, по его мнению, гностицизм для II и начала III века, т. е. средством к проведению идей языческо-классического мира в недра христианства. А Оригенизм с его влиянием на умственную жизнь церкви, по его воззрению Гарнака, был как бы заменою самого христианства. Гарнак как будто бы предполагает, что церковь, например IV века, лучше знала оригенизм, чем христианство в его источниках — Новозаветных писаниях.

Спрашивается: оказывают ли Гарнаку эти факторы ту услугу, какой он ожидает от них.

Влияние Платонизма и Аристотелизма на умственную жизнь церкви в том или в другом отношении признается обыкновенно церковными историками. Удобнее допускать влияние Аристотелизма даже на раскрытие православного учения в древности, потому что Аристотель мог влиять не своими идеями, а лишь формальной стороной своей философии — диалектикой. Не то должно сказать о Платонизме. Платон мог влиять богатством содержания его философских идей, и потому допускать значение Платонизма в истории христианских догматов надлежит с большею осторожностью: в пылу увлечения можно приписать слишком много значения Платонизму в сфере церковной истории. Гарнак же отнюдь не принадлежит к особенно осторожным ученым. Он, нимало не сумнясь, говорит: «с IV века влияние Неоплатонизма на восточных богословов было чрезвычайно велико. Церковные теологи и Неоплатоники так сближались в некоторых пунктах учения, что между ними было полное единодушие» (В.I, 678). На каком основании Гарнак так решительно судит? Действительно ли влияние Платонизма на христианство дело ясное? Нисколько. Тот же Гарнак говорит: «на вопрос, какое влияние имел Неоплатонизм на историю развития христианства, отвечать нелегко, ибо отношения между ними едва заметны— (ibid. 676). Таким образом сам же Гарнак предостерегает своих читателей против не в меру доверчивого отношения к его игре Платонизмом. Так и будем знать. — Частные примеры, где Гарнак пользуется Платонизмом и Аристотелизмом для объяснения происхождения и развития того или другого богословского явления покажут нам, как мало ясности доставляет его суждениям привлечение в качестве исторического фактора — греческой философии. Системы Платона и Аристотеля имеют строго определенные специфические отличия. Поэтому, если на тех или других основаниях, кто-либо утверждает, что такое-то явление находится в сродстве с Платонизмом, а такое-то — с Аристотелизмом, то мы понимаем, что именно хотят сказать нам, и имеем возможность проверить высказываемое мнение. Но способен ли нам что-либо разъяснить тот, кто, желая сделать такое разъяснение, будет утверждать, что в том или другом случае отразилось разом влияние и Платона и Аристотеля? Так как Платон и Аристотель в древности обозначали собою два различных философских направления в том же роде, как в настоящее время обозначается два существенно отличных мировоззрения названиями: идеализм и реализм, то объяснять какое-либо явление зараз влиянием Платонизма и Аристотелизма, это все равно, что говорить о реалистическом идеалисте или идеалистическом реалисте в наше время. Тем не менее Гарнак так и поступает. В таком именно роде его объяснения сущности учения ариан. Гарнак говорит: «Аристотелевский рационализм господствовал в школе Лукиана», откуда вышло много ариан; Арий держался Аристотеля, и еще «дальше Ария заходит в пользовании Аристотелизмом Аэций» (187)[597]; но о тех же арианах немецкий ученый утверждает, что они оставались под влиянием Платона: «очень сильный Платонический элемент находился в том, что было общего в учении у ариан с православными» (187), и в другом месте отмечается, что иногда «Арий и его друзья говорили, как самые убежденные неоплатоники» (195). Вот поди и разберись тут! Гарнак думает, что таким способом он поправляет мнение тех ученых, которые развитие православного учения ставят под ферулу Платонизма, а развитие арианства под феруру Аристотеля, но нужно помнить, что можно иногда поправлять к худшему. Положим, ученые, каких он поправляет, рассуждают неосновательно, но во всяком случае они не берутся вести речи о белых арапах и квадратуре круга. — Что касается вопроса о влиянии платонизма или неоплатонизма на умы представителей православия, то хотя Гарнак и держится этого взгляда, но он не постарался точно доказать: в чем выразилось это влияние. С ясностью он указал влияние неоплатонизма лишь на Синезия Птолемаидского (В.I, 678), но Синезий, как известно, явление исключительное (он сам был неоплатонический философ), и его мысли не оставили следа в истории православных догматов. Заметим еще против Гарнака: никто из врагов православных богословов в IV веке не уличал их в зависимости от Платона, как эти богословы уличали, напр., ариан в рабском следовании Аристотелю.

Еще запутаннее и страннее рассуждения Гарнака а влиянии Оригенизма на догматическое учение и движения в церкви IV века. То правда — не новость, если Гарнак придает очень большое значение Оригену в истории христианской мысли указанного времени; также поступают и некоторые и другие новейшие церковные историки. Но никто не раскрывает этого мнения в таком роде, как Гарнак. У последнего в этом случае опять повторяется история с Платоном и Аристотелем, но еще в высшей степени. Ориген то оказывается влияющим совершенно в противоположных направлениях, то он влияет совместно с такими христианскими мыслителями, с которыми он не имеет ничего общего, то наконец по отношению к одному и тому же явлению Гарнак и допускает, и отрицает влияние Оригенизма. Если читать сочинение