Читать книгу "Двойник для шута - Виктория Угрюмова"

С этими словами граф подошел к императору, опустился на одно колено и почтительно поцеловал ему руку.

— Благодарю вас, друг мой, — сказал Ортон. — Вы помогли мне и укрепили меня в моей решимости покончить с Далихаджаром. А теперь идите отдыхать. Мы с вами встретимся завтра.

Шовелен хотел было задать вопрос, каким образом это получится, но решил не отягощать жизнь своего нового повелителя дополнительными проблемами, здраво рассудив, что если ему будет положено знать эти тайны, то Аластер посвятит его в них.

Он сделал общий поклон и вышел в указанную дверь. В коридоре его встретили двое гвардейцев, которые повели графа под руки в кромешной тьме. Он насчитал более двадцати поворотов, прежде чем снова увидел свет.

Сивард странно чувствовал себя в черном. Этот цвет он никогда не любил и даже после смерти родителей не носил траур. Теперь из уважения к скорби своего государя одноглазый сменил наряд и плащ огненного цвета на накидку мрачнее ночи и все время одергивал одежду, словно она была с чужого плеча.

Императора он видеть не хотел: боялся. Боялся его молчаливой скорби, потухшего взгляда. Боялся мертвой тишины, царящей во дворце, где даже не траур соблюдали, а просто все погасли, будто в душе каждого внезапно задули маленькую яркую свечу. Боялся Сивард и тех слов, которые он, по идее, должен сказать в утешение и соболезнование — а чем тут утешишь? Такое горе утихает только со временем, и времени должно пройти очень и очень много, судя по тому, как счастливы были супруги. И промолчать было неприлично. Поэтому Сивард даже радовался втайне, что навалилось много текущих дел.

Словно в нору, забился он в свой кабинет в здании Тайной службы и с головой зарылся в бумаги. Джералдин, осунувшийся, с темными кругами под глазами, сидел на диване, напротив него, почти все время молчал и раскрывал рот только тогда, когда одноглазый его о чем-то спрашивал.

Поэтому Сивард даже вздрогнул, когда секретарь сам с ним заговорил:

— Маркиз…

— А?!

— Маркиз, когда похороны императрицы?

— Не знаю, никто ничего еще не говорил. По-моему, государь принял какое-то решение, но со мной никто не делился, а придумывать не хочу.

— Он же не успеет добраться до Бангалор.

— Почему?

— Неужели вы думаете, маркиз, что там не узнают, что по направлению к архипелагу движется императорский флот? И если бы вы были на месте Далихаджара, неужели бы вы не убежали или не приготовились к сражению?

— Я и сам волнуюсь, — признался одноглазый. — Конечно, мы с младых ногтей пребываем в полной уверенности, что армия Великого Роана непобедима, что мы защищены от всех напастей и бед, однако жизнь показала, что даже свою обожаемую государыню уберечь не удалось, что уж говорить об остальном? Не спрашивай меня, Джералдин. У меня нет ответа ни на один из твоих вопросов.

Секретарь обхватил голову руками и снова застыл в неудобной позе. Сивард не стал его окликать. Ему и самому было так муторно, так тошно, что он даже обрадовался, когда на пороге появился один из его переполошенных подчиненных и сказал:

— Господин, к вам курьер со срочным сообщением от герцога Аластера Дембийского.

— Приглашай быстрее! — рявкнул начальник Тайной службы, и подчиненный прыснул за дверь. В таком настроении Сиварду старались под руку не попадаться.

Курьер молча возник в дверном проеме, загородив собой все пространство от пола до притолоки. Одноглазый удивился его размерам, а после вяло отметил про себя, что пора бы уже перестать удивляться — сколько же можно. Он полагал, что записка содержит в себе сведения относительно церемонии похорон, и читать ее не хотел, но избежать этого все равно не мог. Поэтому Сивард медленно сломал печать, развернул свернутый в трубку пергамент и поднес его к глазам.

Приближалась ночь, а в кабинете горела всего одна свеча, и буквы сливались в одну сплошную полосу. Наконец он догадался подойти поближе к свету и, вглядевшись, сумел прочитать:

«Через два часа на Драконьей поляне. Аластер».

Почерк действительно принадлежал герцогу, однако сама записка, напоминавшая больше приглашение на свидание, немного удивила Сиварда. Такой таинственностью были окружены, пожалуй, лишь Ночные Советы да личность самого императора.

«Что бы это могло быть?» — подумал одноглазый, пожимая плечами.

А вслух сказал:

— Спасибо, ответа не будет.

Курьер поклонился и исчез.

— Что-то случилось? — спросил Джералдин. Сивард хотел было ответить, что худшего, пожалуй, случиться не может, но благоразумно смолчал. Судьба бывает капризной и мстительной и может наказать за такую самонадеянность еще горшими потерями.

— Просто нынче ночью мне нужно во дворец, на Драконью поляну.

— А-а…

Здесь необходимо упомянуть о том, что Драконьей поляной издавна называлось довольно странное сооружение, расположенное между двумя центральными башнями императорского дворцового комплекса. Сивард давно гадал, что именно имел в виду архитектор, устраивая на огромной высоте обширную площадь, вымощенную гладкими белыми плитами. При желании здесь можно было разместить человек двести — двести пятьдесят всадников, только что им там было делать?

Придворным церемониймейстеру и главному советнику по хозяйственным вопросам это пустующее пространство постоянно не давало покоя, и они засыпали императора, Аббона Сгорбленного и всех прочих, причастных и непричастных к решению этой проблемы, разнообразными предложениями. Встречались среди них как безумные, так и действительно интересные проекты: разбить там зимний сад, чтобы он парил над столицей в облаках, устроить место для танцев на свежем воздухе или установить столы и кресла для пирующих; и даже — перенести туда зверинец. Однако все эти предложения неизменно бывали отклонены твердо и решительно.

Предполагалось, что во время осады на этой площадке будут установлены метательные орудия и сигнальные башни, однако те, кто был знаком с этим объяснением, только плечами пожимали в недоумении: «Какая осада? Какие машины?»

Карабкаясь под самые облака, Сивард удивлялся и возмущался одновременно. Что еще задумал неугомонный герцог, что вообще творится в несчастной империи последние несколько недель?

Погода заметно испортилась, и ясное еще полчаса тому назад небо затянуло тучами. Ветер сорвался как с цепи. Сивард нес факел, и теперь тот норовил погаснуть, шипел и трещал. Плащ рвался по ветру и хлопал, как надутые паруса. Было холодно, неуютно и горько. Душа ныла, как больной зуб. Может, она ныла иначе, но по-другому одноглазый объяснить не умел, даже самому себе.

По бесконечной лестнице и подниматься было бесконечно долго, так что Сивард даже успел немного соскучиться. Но все же своей цели он достиг и успел как раз вовремя. Правда, то, что он увидел там, на этой площади, светлым пятном расползшейся под мрачным небом, заставило его застыть в немом изумлении.