Читать книгу "Сперанский - Владимир Томсинов"

Осознав, что сохранение анархии в законодательстве империи не будет способствовать сохранению порядка в управлении, а следовательно, и его самодержавной власти, император Николай предпринял энергичные меры по приведению массы разрозненных указов, принятых его предшественниками на троне, в стройную систему.

31 января 1826 года им было учреждено Второе отделение в составе Собственной Его Императорского Величества канцелярии, на которое возлагалась задача «успешного совершения» систематизации российского законодательства. Начальником отделения 4 апреля 1826 года был назначен М. А. Балугьянский, обучавший в 1813–1817 годах великих князей Николая и Михаила Павловичей «правам естественному, публичному и народному». Фактическое же управление Вторым отделением новый император вверил М. М. Сперанскому, не дав ему при этом никакой официальной должности в данном подразделении своей канцелярии. Этот фактический статус Сперанского был впоследствии отражен и в его послужном списке в следующей записи: «В 1826-м году комиссия составления законов преобразована во Н-е отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии и работы ее поступили в непосредственное ведение Его Величества, а главное распоряжение ими в отделении и доклады возложены на Сперанского». Правда, Михайло Михайлович являлся членом Государственного совета по департаменту законов, но это звание носил не он один.

По фактическому своему положению Сперанский являлся главноуправляющим Вторым отделением: именно так будет официально назван его преемник Д. В. Дашков. 14 февраля ему будет вверено «главное управление» делами отделения «на том же основании, на котором управлял оным… Сперанский».

Почему же император Николай не стал создавать для Сперанского должности, соответствовавшей его фактическому положению во Втором отделении? В исторической литературе часто приводятся слова императора Николая о Сперанском, высказанные М. А, Балугьянскому при назначении его начальником Второго отделения: «Смотри же, чтобы он не наделал таких же проказ, как в 1810 году: ты у меня будешь за него в ответе»[2]. В этих словах усматривается выражение недоверия государя к реформатору. Николай I действительно в начале следствия над декабристами подозрительно относился к Сперанскому, и для этого были основания: Сперанского, как уже отмечалось, многие декабристы прочили в члены Временного правительства. Но к весне 1826 года император пришел-к убеждению, что Сперанский не давал своего согласия на участие в революционном правительстве. Деятельность же сановника в Верховном уголовном суде над декабристами показала, что государь вполне мог доверять ему.

Очевидно, что нежелание Николая I придавать реформатору официальный статус главноуправляющего Вторым отделением имело своим основанием не какие-то подозрения его величества по отношению к Сперанскому, но нечто совсем другое. Думается, новый император учел неудачный опыт реформ своего венценосного брата Александра. И главную опасность, главную угрозу проводимым им реформам увидел в… общественном мнении. Николай понял, что для успеха реформ реформатор должен пребывать в тени — это спасет его от наветов, от клеветы, от всего того, что именуют «общественным мнением», и создаст условия для спокойной работы в тишине кабинета, в которой только и могут быть разработаны разумные преобразовательные проекты.

О том, что реформатор должен находиться вне поля зрения общества, чтобы успешно действовать на поприще общественных преобразований, думал и сам Сперанский. Одной из главных причин своей неудачи при осуществлении реформ в 1810 году Михайло Михайлович считал то, что, выступая тогда в роли реформатора, он был слишком заметной фигурой в обществе. В «Отчете в делах 1810 года», представленном в феврале 1811 года Александру I, он просил императора отстранить его от должности государственного секретаря и управления финляндскими делами и сохранить за ним лишь один пост директора комиссии законов. Реформатор прямо высказывал государю, что только эта мера позволит успокоить общественное мнение и создаст «то счастливое положение», в котором можно будет все время и все силы отдавать работе над проектами преобразований.

Не получив во Втором отделении никакой официальной должности, Сперанский тем не менее стал главным двигателем всей деятельности этого государственного учреждения. В состав своих сотрудников он постарался включить наиболее опытных, образованных людей[3]: профессоров Царскосельского лицея А. П. Куницына, В. Е. Клокова, К. И. Арсеньева, М. Г. Плисова, выпускников лицея Д. Н. Замятина, М. А. Корфа, А. Д. Илличевского и др.

Среди работников отделения с самого начала его деятельности существовала редкая для государственных учреждений атмосфера доброжелательности. Любой, кто встречал в своей работе какие-либо затруднения, мог рассчитывать на немедленную и бескорыстную помощь своих сослуживцев. Всяческая полезная инициатива, даже если проявлялась она рядовым чиновником, выполнявшим черновую работу, только поощрялась. Подобная атмосфера установилась во Втором отделении во многом благодаря его управляющему. «Как сейчас перед собой вижу, — вспоминал позднее Г. Н. Александров, — прямую, не очень высокую, правильную фигуру Сперанского, его почти совсем обнаженную от волос голову, какой-то вообще задумчивый вид. Как теперь слышу его приветливые слова, всегда кроткие, положительные, показывающие невольно внимание и уважение к тому, с кем он говорил; обхождение самое деликатное, мягкое, вежливое со всеми, не исключая переписчиков; всегда на вы, никогда на ты. Никогда однакож не случалось видеть его смеющимся. Казалось, веселость ему не была к лицу».

План систематизации российского законодательства был разработан Сперанским на основе изучения опыта деятельности кодификационных комиссий, создававшихся в XVIII и в начале XIX века. Одну из причин неуспеха этих комиссий он увидел в неверно поставленной перед ними цели. На комиссии возлагалась задача сочинения нового уложения, тогда как сперва необходимо было собрать воедино и привести в порядок те законы, которые уже существовали.

В январе 1826 года Сперанский подал императору Николаю записку «Предположения к окончательному составлению законов», в которой высказал мнение, что сначала следует составить свод законов, затем на его основе — уложение, а после этого — «учебные книги». Под «уложением» он понимал в данном случае то, что впоследствии получило название «Свода законов». «Уложения не изобретаются, — отмечал Сперанский, — но слагаются из прежних законов с дополнением и исправлением их сообразно нравам, обычаям и действительной потребности государства».

Ровно два года спустя — в январе 1828 года, когда во Втором отделении вовсю шли уже работы по систематизации законодательства, Сперанский сообщал императору Николаю, что цель, которая преследуется при этом, заключается в том, чтобы «составить два свода: один исторический, в коем изложены законы со всеми их изменениями, и другой свод законов существующих…».

Необходимость создания названных сводов законов сам Сперанский объяснял двумя причинами. Во-первых, он полагал, что без предварительного изложения всех законов, принятых в России с 1649 по 1825 год, в хронологическом порядке невозможно было бы выделить действующие законы. «…На один и тот же случай представляется 5, 6, 10 законов, в разные времена изданных: какой из них должно считать действующим и какой отмененным? — вопрошал Сперанский и делал отсюда следующий вывод: — Из сего открылась необходимость разделить все законодательство на периоды, осмотреть каждый период отдельно и в каждом определить, какие законы в нем были действующими по каждому предмету; чем и как они отменились в последующем периоде; что в нем осталось из предыдущего и что прибавлено вновь, и таким образом довесть все до времени настоящего.