Читать книгу "Страсти по Митрофану - Наталия Терентьева"

– В третьем классе.

– Забыл, значит. Куда он побежал!.. Буба, ну-ка иди ко мне, не ходи туда! Очень непослушный пока щенок… Буба, Бубенцов, ко мне, ко мне!

– Как оригинально ты назвала щенка… – Никита прикусил губу.

Эля увидела, как из-за дерева появился Митя. Она чувствовала, что он где-то здесь. Услышав свою фамилию, он вышел. Мальчики все-таки дебилы.

– Привет, Бубенцов! – громко сказала Эля. – А я собаку назвала твоей фамилией, ты не против? Мне Никита подарил собаку. Очень дорогую, породистую. И шерсть на ощупь – прямо как твои волосы.

Эля, чувствуя, как от собственных слов кровь приливает к лицу, коротко взглянула на Никиту. Уйдет? Да ни за что, только шагнул к ней. Никита, сдержанно улыбаясь, стоял близко к Эле, но ни за руку, ни за плечи ее не брал.

Митя нерешительно подошел к ним.

– Привет, – сказал он. Подумав, протянул руку Никите.

– Мальчики – дебилы! – уже вслух повторила Эля. – Зачем ты руку ему жмешь? Мужское братство превыше всего? А то, что он ко мне приехал, это нормально? Собачку погладь еще, она не кусается! Тезка твоя! Шалун Бубенцов! Шалунишка!

Щенок прыгал рядом и тявкал, словно поддакивая хозяйке.

Митя пожал плечами, не найдя, что сказать, опустил голову, стал отбрасывать ногой сухие листья.

– Ну, говори, что ты хотел сказать, зачем рвался меня увидеть?

Митя поднял на нее глаза. Чужая. Красивая, злая, совсем чужая. Золотые волосы заплетены сейчас в косу. Коса – как золотая плетка. Митя загляделся. На мягкой замшевой куртке, шоколадно-коричневой – длинная золотая коса, кончик ее так задорно завивается. В свете уличного фонаря было видно, как раскраснелась Эля – от вечернего холода, от гнева… Сердится – хотя бы не отворачивается равнодушно.

– Я хотел тебя увидеть, – сказал Митя, не обращая внимания на Никиту.

– Зачем?!

Тонкие ноздри раздуваются, глаза сверкают от ярости. Красивая, другая совсем.

– Хотел сказать…

– Что?!

– Так, ничего.

Что он скажет, когда она вышла во двор с собакой, которую назвала его фамилией, и с Никитой, их общим знакомым из Юрмалы. Никита приехал в Москву и встречается с ней… Думать об этом сейчас просто невозможно. Не получается думать, перегорает в голове.

– Эля… Давай поговорим… – Митя посмотрел на Никиту. – Никит, мне надо с Элей поговорить…

– Говори… – усмехнулся Никита. – Ты псих такой. Я ее одну с тобой не оставлю.

Что он говорит? Почему он так говорит? Какое он имеет право? Что Митя может сказать? Что… Взрослый, богатый, холеный, успешный Никита и он, сопливый, никчемный, осмеянный… Вон бежит собака по фамилии Бубенцов…

Митя отвернулся и пошел из двора. Больше ему здесь нечего делать. Да, не зря ему отец говорил, еще раньше говорил… Митя остановился. Нет, он так не уйдет. Он должен ей сказать… Сам не знает что…

Мальчик вернулся. Эля так и стояла с Никитой, ничего ему не говоря, молча наблюдая за щенком, который теперь весело возился с мячиком.

– Эля…

– Что? Что ты хочешь еще?

– Вот батя…

Митя от растерянности хотел сказать, что его отец теперь работает художником у них на мануфактуре, уже две недели, разрабатывает новую обертку для традиционных булочек с изюмом… Но Эля, только услышав, что Митя опять заговорил, ни с того ни с сего, о своем отце, взвилась:

– Батя?! Ты хочешь поговорить о своем бате? Зря я тебя пожалела! Зря! Надо было тебе, убогому, показать скульптуру, которую сделал твой батя!

– Скульптуру? – Митя не поверил своим ушам. – Какую? Ты видела скульптуру…

– Да! Да, Митрофан, я видела это убожество, эту ничтожную уродскую фигуру… – Эля с ужасом почувствовала, что не может сдержать слез. Откуда слезы, почему? При чем тут слезы? Она ненавидит его, ненавидит! – Я ненавижу тебя, я ненавижу твое идиотское имя, твою клоунскую фамилию, я ненавижу твоего отца, урода, я ненавижу всю вашу уродскую, бездарную, никчемную, нищую семью, ты понял меня? Уходи вон отсюда, никогда мне больше не пиши, ничего не говори, никогда не приходи, я тебя ненавижу и буду ненавидеть всю жизнь! – Эля отвернулась, подхватила на руки щенка, который с веселым лаем подпрыгивал, глупый, как будто отвечая на каждое Элино слово, и побежала, споткнувшись и еле удержавшись на ногах, домой.

Никита подошел к Мите, ткнул его в грудь, так, что Митя отшатнулся и тоже чуть не упал.

– Вон пошел, ничтожество! – негромко сказал Никита. – И чтоб ты близко к ней не подходил, ты услышал меня?

Митя молча выслушал Элю, молча взглянул на Никиту, не произнеся ни одного слова. Молча развернулся и ушел.

Надо дождаться утра. Утром он поедет и посмотрит на то, о чем он слышал с детства. То, о чем такими страшными словами сказала Эля. Она видела, обманула его, не сказала тогда.

Митя, как во сне, дошел до дома. Отец пытался спрашивать, где он был, почему так задержался в магазине, почему ничего не купил. Митя молча выложил на стол сто пятьдесят рублей, которые ему дали на молоко и хлеб. Он купил Эле шоколадку, ее он тоже выложил. Пусть съедят родители. Шоколадку купил на свои деньги. Он давно ходит пешком и экономит деньги, которые мать дает на троллейбус.

– Митяй, ну-ка… – Отец подступался к нему то с лаской, сграбастывая его в охапку, то дал подзатыльник, то снял ремень и все поигрывал им, растягивал, пробовал в воздухе.

Митя равнодушно сидел в своей комнате, раскрыв книгу на одной и той же странице. «Мастер и Маргарита», там, где про древние времена, самая любимая Митина книга, самая любимая часть. Так все странно, загадочно, так все реально. Так и было, Митя точно это знает. И как хорошо уйти мыслями туда, где как будто остановилось время, где творилась история на многие века вперед, и снова и снова перечитывать эти строчки, зная их наизусть, слыша что-то новое…

Только чтобы не думать о своем, о сегодняшнем дне, из которого просто нет никакого выхода. Завтра он поедет. Но он, кажется, знает, что он там увидит. Может быть, она нарочно сказала, чтобы побольнее его задеть? Но почему-то ему кажется, что не нарочно.

Митя стал засыпать прямо над книгой. Перелег на кровать. Отец, обнаружив, что Митя уснул одетый, растолкал его, заставил раздеться. Митя разделся и снова уснул. Отец снова разбудил его, потому что Митя не вынес мусор и вообще. Не положено у них в семье, чтобы так вот, молча, ничего не говоря, Митя приходил и уходил, ничего не объясняя, вдруг ложился спать, не сказав бате «Доброй ночи». Митя вынес мусор, почистил зубы, постирал себе футболку, сказал бате «Доброй ночи» и лег спать.

Глава 34

Утром он выскользнул еще до того, как стала ворочаться мать. Она привыкла вставать рано, провожая Митю в школу, хотя на работу уходила гораздо позже, но сейчас спала. Митя выпил воды из чайника, сунул в карман два сухаря, взял сбереженные деньги на электричку и автобус и выбежал из дома. Было еще темно и очень холодно. Митя пожалел, что не надел старую зимнюю куртку с меховым капюшончиком. Рукава коротки, на капюшоне – ушки, как у облезлого медвежонка, и похож он в ней на малыша, которого забыли в детском саду, но в ней хотя бы тепло. На улице ноль или даже минус. Под ногами хрустели опавшие листья, замерзшие за ночь.