Читать книгу "Malaria - Андрей М. Мелехов"

— А кто ее, фракийку, ликвидирует? Тоже Комсомолец? — тихо спросил Ретиарий.

— Да нет! — вновь весело заколыхались подбородки прокуратора. — Слабо ему, комсомолисту тонкожопому! Он и курицу-то в жертву Юпитеру принести не сможет! Куда ему красивую бабу угрохать! Да еще и ногою в живот — чтобы у археологов в нашем времени вопросов не возникло! Нет! Для такого дела надо либо римлян использовать, либо наших! С соответствующим опытом!

— Слышь, прокуратор, — все так же тихо спросил Лейтенант, прикидывая длину цепи и расстояние до Жополицего, — а евнухам все равно, если им меж ног двинуть?

Тот опять осекся и с ненавистью посмотрел на нашего героя.

— Смеешься, значит, над чужим горем, сопляк! Ну смейся, смейся, недолго тебе осталось! Слышь, плебс бушует, зрелища ждет? Скоро львятки с тигрятками тебя на запчасти-то раскидают!

— Кстати, — с интересом спросил его Ретиарий, — а что же со мною там, в нашем времени случится?

— Ааа, — обрадовался Жополицый, — так ты не знал?! То самое и случится — останутся от тебя рожки да ножки! Косточки в зверином дерьме! Так что ты очень кстати в Африке служишь! Это товарищ подполковник придумал! У него с чувством юмора все в порядке! И с головой!

Наш герой вспомнил совет Голубоглазого «помалкивать», данный рабу с отрезанным языком. Да, этот действительно умел зло посмеяться над другими. Такие, подумал он, часто не переносят даже безобидных шуток в свой собственный адрес.

В дверях камеры появился уже знакомый Лейтенанту телохранитель с кобурой «скорпиона» на боку.

— Все готово! — коротко доложил он Жополицему по-русски. — Звери не кормлены, император в ложе!

— А Поппея там? — спросил прокуратор, мстительно следя за выражением лица Лейтенанта. — А то муженек-то приказал того — чтобы непременно на ее глазах!

— Прибыла вместе с весталками! — подтвердил тот, позвякивая титановой кольчугой, и тоже посмотрел на нашего героя. — Живот уже видно!

По его мутным от частых убийств глазам стало понятно, что ответственное задание далекой социалистической Родины — пинание в живот беременной гетеры — поручили опытному патриоту.

— Ну тогда пошли! Народ требует зрелищ!

Вскоре Ретиарий убедился, что Жополицый был абсолютно прав: народ требовал зрелищ и делал это самым недвусмысленным образом. Их ждали плебеи, оравшие и свистевшие на самых верхних рядах. Продолжения кровавого спектакля требовали представители рыцарского сословия, занимавшие места пониже. Даже пышно одетые сенаторы не считали зазорным показать простому люду свою истинно римскую натуру и, хлебнув густого вина, драли горло порою громче самых отъявленных крикунов.

— Прячь голову, Ретиарий! Я поставил сто тысяч сестерциев на то, что ее тебе отгрызут последней!

— Береги свой отросток, великий боец! Я куплю его и посвящу Юпитеру!

— Скажи, кого обесчестил, сволочь! Я ее тоже трахну!

От своих мужей, отцов и братьев не отставали и римлянки. Как и у мужчин, выкрики гетер ничем не отличались от того, что орали аристократки:

— Красавчик, посмотри сюда: мое лоно опухло от желания!

— Жаль, что ты прелюбодействовал не со мною!

— У тебя останутся братья, гладиатор?

Лишь в ложе принцепса Нерона сегодня отсутствовало обычное оживление. Император, при иных обстоятельствах никогда не упускавший случая, чтобы поорать самому, был хмур и бледен. Не выражало радости и белое лицо его царственной супруги Поппеи.

Огромная арена Циркуса Максимуса в этот момент стремительно превращалась в парк. С помощью хитроумных механизмов и десятков умелых рабов ее отдельные части становились густым лесом, скалистой пустыней и живописными развалинами древнего города. Деревянные декорации, огромные экзотические деревья в кадках и тяжелые валуны вырастали на глазах. Лейтенант, успевший в свои восемнадцать побывать в большинстве московских театров, тут же понял: тем никогда не превзойти древних. Но вот — все закончилось. Вскоре только он один — одетый лишь в сверкающую бронзовыми бляшками льняную набедренную повязку — остался на пространстве ристалища. Последовало обычное для подобных мероприятий объявление распорядителя о сути предстоявшего. Известный всем гладиатор Ретиарий совершил ряд чудовищных преступлений, включавших осквернение храма Минервы, покушение на вечный огонь в храме Весты, неуплату налогов, прелюбодеяние со знатной римлянкой, изнасилование дочки Ланисты, шпионскую деятельность в пользу не названной иностранной державы, организацию восстания рабов и, самое страшное, — оскорбление Его величества. Публика встречала каждое из перечисленных ужасных деяний громкими криками восхищения: ее кумир Ретиарий оказался еще более предприимчивым, чем предполагалось накануне шоу. Невольно зауважал себя и наш юный герой — список его преступлений оказался длиннее и ужаснее, чем у Тухачевского, Бухарина и Берии, вместе взятых. Впрочем, единственно справедливым являлось утверждение о том, что он не приносил жертв Юпитеру и прочим официальным божествам империи. Этого он действительно не делал и делать не собирался. За тяжкие нарушения самых сакральных законов римского народа раб-гладиатор приговаривался к растерзанию дикими зверями.

— Ad Bestias! — оглушительно крикнул напомаженный распорядитель и махнул белым платком.

— К зверям! — вторила ему многотысячная толпа.

Спектакль начался.

Из люков, замаскированных в поверхности арены, появились два огромных медведя из германских лесов. Напуганные ярким солнечным светом и шумом толпы, звери поначалу не хотели выходить из клеток подъемников. Служителям пришлось использовать раскаленные в огне пруты, чтобы те, рыча и взвизгивая от ужаса и боли, наконец явили себя почтеннейшей публике. По рядам зрителей пронесся одобрительный шум — в этот раз воры-монополисты из фирмы префекта действительно постарались! Каждый из мишек, встав на задние лапы, был вдвое выше, чем самый рослый центурион-преторианец. Хотя даже упомянутые воины-германцы, известные своими свирепостью и бесстрашием, наверняка предпочли бы не вступать в поединок со своими лохматыми соотечественниками! У Ретиария же выбора не было. Двое медведей, по-прежнему испуганно, как детеныши, прижимаясь к друг другу и поглядывая на сотни тысяч мерзко воняющих потом и что-то кричавших людей, тут же попытались найти себе убежище. Но выскочившие вслед служители, прикрываясь огромными — величиной с дверь — щитами и используя раскаленные прутья, выгнали их сначала из нагромождений деревянных кадок с кустами, а потом и из тени огромного валуна. Тем временем Ретиарий, который после недолгих размышлений решил, что геройство в сегодняшнем испытании все равно не принесет никаких дивидендов, забрался на другой такой же валун. Усевшись на его нагретую солнцем поверхность, он, не обращая внимания на неодобрительное улюлюканье зрителей, стал ждать дальнейшего развития событий. Давно не кормленные медведи, понукаемые безжалостными рабами-африканцами, нехотя направились в его сторону. Вскоре они, казалось, учуяли его запах, и голод, по мысли устроителей шоу, должен был вот-вот возобладать над страхом. Ретиарий по какой-то, непонятной даже ему самому, причине совершенно не боялся. То ли ему уже порядком приелись бредовые приключения, то ли из прирожденного упрямства он не хотел доставлять удовольствия сотням тысяч изуверов, собравшихся для того, чтобы увидеть его смерть. Ему вспомнилась история о гладиаторе, который из принципа предпочел задушить себя устройством для подтирания в сортире, чем радовать своими мучениями граждан ненавистного Рима. Лейтенант, разумеется, не собирался заходить так далеко, но и не планировал демонстрировать излишнюю суету. «Не дождетесь!» — мстительно думал он, угрюмо рассматривая трибуны, покрытые отвратительной массой беснующегося человеческого порока. Впервые за время своих кошмаров он подумал о том, что сначала македонская империя, а потом и ее покорители-римляне вполне справедливо заслужили закат и падение. И что лучше бы его современники брали пример с культур, более достойных подражания. Но, поразмыслив о том, какая же могла послужить лучшим примером, Лейтенант так и не пришел к однозначному выводу.