Читать книгу "Время расставания - Тереза Ревэй"

— Сергей Волков ни военный, ни политический деятель. Что он, по-твоему, должен сделать? Тебе лучше обратиться на набережную Орсэ.

— В подобных делах официальные пути никуда не приводят. Тебя встретят среди золоченых панелей, оглушат лестью и поддельным сочувствием, но при этом даже пальцем не шевельнут. С тоталитарными режимами следует сражаться их же оружием: надо быть такими же лживыми, как и они.

Голос Валентины дрожал.

— Возможно, ты не понимаешь, Камилла, но речь идет о жизни твоего брата. Он был дружен с противниками коммунистического режима. Однажды ко мне пришел мужчина… Я предложила ему продовольствие и одеяла. А он попросил меня достать оружие… Быть может, за свободу Максанса придется заплатить. Это как во времена нацистов. Если ты не хочешь звонить этому Волкову сама, то скажи мне, как его найти, и я попытаюсь связаться с ним.

Камилла содрогнулась от одной только мысли, что ее мать и Сергей могут встретиться.

— Нет, я займусь этим… Я обещаю тебе… Завтра же утром, первым делом…

— Я благодарю тебя. Держи меня в курсе.

Валентина взяла свой жакет и набросила его на плечи. Камилла проводила гостью до дверей. Их щеки соприкоснулись в пародии на поцелуй. Когда Камилла вдохнула пудровый аромат духов матери, в ее памяти тут же всплыли детские годы, наполненные молчаливой грустью. Женщина, всегда верная одним духам, несла в их облаке все воспоминания о своей жизни. Кто-то мог обрести в них утешение, кто-то испытывал тоску, кто-то — горечь.

На лестничной площадке Валентина еще раз повернулась. Лента из черного атласа удерживала короткие волосы цвета гагата, выставляя на всеобщее обозрение массивные золотые кольца в ушах.

— Я рассчитываю на тебя, Камилла. Не разочаруй меня.

Ее взгляд был суров.

Почувствовав ком в горле, Камилла кивнула и тихо закрыла дверь. Нет, она не разочарует мать. Всю жизнь она только то и делала, что старалась ей понравиться.

Проводив мать, Камилла ощутила, что вся заледенела. Она укрылась пледом, лежащим на диване, и обняла колени руками. Вот уже три года она ничего не знала о Сергее. После их ссоры молодая женщина больше не бывала в России. Отныне поездки в Ленинград и подборка шкурок были поручены Дютею. Она не ездила и в Лейпциг. Ей больше нечего было там делать. Эта глава ее жизни была дописана и страница перевернута, хотя эти события сильно повлияли на нее.

Теперь, глядя на себя в зеркало, молодая женщина обнаруживала в нем более циничную и несговорчивую Камиллу Фонтеруа. Ясный взгляд стал отрешенным, скулы затвердели, горбинка носа казалась более заметной. Лишившись иллюзий влюбленной женщины, она утратила и былую мягкость черт лица — последний отголосок детства.

Камилла уволила Филиппа Агено, администратора, которого так ценил отец, и сбила спесь с Рене Кардо. Модельер после вспышек гнева и хлопанья дверью все же согласился остаться в фирме, ведь Камилла платила ему астрономические суммы. Между владелицей Дома и художником установился хрупкий мир.

Отныне мадемуазель Фонтеруа сама принимала решения по всем вопросам. Цвет подкладки и форма пуговиц, тенденции новой коллекции, меню в столовой для служащих — все находилось в ведении Камиллы. Чтобы получить свободные денежные средства, она продала часть складских помещений и, по примеру других модельеров, запустила линию духов. Она обратилась к химикам-парфюмерам, известным во всем мире. «Представьте себе: зима, — рассказывала она директору лаборатории, мужчине с белой бородой, который принял мадемуазель Фонтеруа у себя в кабинете, — влюбленная страстная женщина, ценящая жизнь. Она обожает роскошь, путешествия, запах кожи, мехов, драгоценностей. Это соблазнительница…» Парфюмер несколько мгновений молча, по-отечески, смотрел на посетительницу, чем-то напомнив ей доброго дедушку, а затем сказал: «Быть может, ей не следует быть столь напористой, а, мадемуазель? В ней должна хоть немного ощущаться хрупкость. Иначе ее не за что будет любить». Через несколько недель он предложил Камилле восточный аромат с ярко выраженными нотами янтаря и ванили. Кардо назвал духи «Непокорная» и тут же разработал коллекцию плащей с капюшонами и коротких пальто для современных спортивных женщин.

Тремя годами ранее, после возвращения из Ленинграда, Камилла так и не смогла открыть матери правду о Леоне. Для этого ей надо было рассказать о Сергее, о характере их отношений, то есть бросить сибиряка на съедение хищнице. У нее просто не было сил рассказывать об их любви. Проходили месяцы, и это молчание все больше и больше угнетало ее. Чтобы забыться, Камилла с головой окунулась в работу и позволила Виктору Бруку занять определенное место в своей жизни.

Когда она проходила по «галерее предков», то старалась не смотреть на портрет дяди. Мадемуазель Фонтеруа потребовала, чтобы портрет отца повесили на противоположную стену, а не рядом с изображением брата. Таким образом, чтобы посмотреть на Андре, Камилла поворачивалась спиной к Леону. Именно так он поступил по отношению к их семье более сорока лет тому назад.

Виктор просунул голову в дверь комнаты.

— Она ушла? — шепотом спросил он.

— Да, — сухо ответила Камилла.

Мужчина вошел в гостиную, вокруг его бедер было повязано полотенце.

— Я надеюсь, ничего серьезного? — поинтересовался он, закуривая сигарету.

— Нет.

— Ну и отлично. Я приму ванну, и мы можем поехать поужинать.

Похоже, его успокоило то, что не придется выслушивать ненужные признания. У него не было для этого ни времени, ни желания. Именно равнодушие и привлекло в нем Камиллу. Через месяц после разрыва с Сергеем ей в кабинет принесли букет великолепных красных роз с вложенной визитной карточкой: «Я снова в Париже. Ужинаем сегодня вечером у Лаперуза».

Они не любили друг друга. У Виктора были и другие любовницы, в других городах мира. Камилла не испытывала ревности, ее утомили эмоции, которые управляли всей ее предыдущей жизнью. Благодаря Виктору молодая женщина обнаружила, что тела людей могут существовать отдельно от их душ. Никаких привязанностей и требований. Между ними не было ни капли лжи. Его жадные руки обвивали ее, и все тревоги рассеивались. Она, в свою очередь, изобретала ласки, которые никогда бы не позволила себе с Сергеем, потому что уважала его, а не только любила. С Виктором Камилла не боялась никаких экспериментов. Ей нечего было терять. Она пользовалась мужчиной, бесстыдно исследовала его тело, удовлетворяя аппетиты своей собственной плоти. Когда Виктор на несколько дней, а иногда и на неделю приезжал в Париж, Камилла спала лишь урывками. Когда он уезжал, она не испытывала ни облегчения, ни сожаления. Его высокомерие ее раздражало, его фантастическая расточительность развлекала. Он умел угодить ей, а француженка на большее и не претендовала.

Валентина спускалась по лестнице, держась руками за перила. Камилла так отдалилась от нее! Прежде, изнывая под тяжестью слишком требовательной любви, она злилась на дочь. «Я не приспособлена к этому, я не могу терпеть эту диктатуру чувств», — думала она. Сегодня, когда постаревшая красавица готова была слушать, она поняла, что между ней и Камиллой возникла пропасть непонимания и одиночества, и каждое ее слово, каждый взгляд лишь ранили, причиняли боль. Их отношениям не хватало естественности, простоты, сиюминутности. Для того чтобы достичь хоть какого-то взаимопонимания, обе должны были измениться, но каждая из женщин играла свою роль, не желая выйти из образа.