Читать книгу "Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу - Виктор Сонькин"

Прачки и сова

В римских городах было много прачечных. В одной только Остии их нашли не меньше семи, от очень больших (как та, что напротив театра) до совсем маленьких. Видимо, горожане побогаче не стирали одежду и ткани дома, а доверяли это занятие профессионалам. У всех прачечных общая планировка.

В главном зале — много больших соединяющихся емкостей. В этих емкостях одежду оставляли отмокать. По стенам — емкости поменьше, где работники прачечных прессовали одежду ногами, упираясь в выступы по краям. Эта процедура называлась «прыжок прачечника» (saltus fullonicus). Для отбеливания и устранения грязи применяли химические средства — из тех, что можно было легко добыть: специальную валяльную глину (так называемая «фуллерова земля»), серу, которую жгли под развешенными тканями, и мочу, которую собирали в специальные глиняные горшки. Такие горшки стояли перед каждой прачечной — предполагалось, что любой прохожий, справляя нужду, может помочь общественному благу (вот римский аналог писсуаров, которых не было в общественных уборных!). Вонь, конечно, стояла страшная, и нет сомнения, что прачечники страдали от разнообразных профессиональных болезней — легочных и кожных. Покровительницей стирки (и вообще мирных бытовых занятий) была богиня Минерва; в ее праздничные дни работники прачечных (fullones) устраивали торжественные пиры и процессии. На стене прачечной в Помпеях какой-то эрудит написал: «Стирку пою и сову, никакие не битвы и мужа» (Fullones ululamque cano non arma virumque). Сова — священная птица Афины-Минервы, а строчка целиком отсылает к началу вергилиевской «Энеиды» — «Битвы и мужа пою» (arma virumque cano).

II. ТИВОЛИ

Тибур

В апреле 1829 года Пушкин посватался к Наталье Николаевне Гончаровой, получил от ее матери неопределенный ответ и надолго впал в депрессию. Год с лишним спустя он захотел испытать то средство, которое в свое время не помогло Евгению Онегину: путешествие. В далекий экзотический Китай отправлялось русское посольство, и знакомые звали поэта с собой. На просьбу о выезде за границу государь ответил отказом. Этот позорный эпизод отечественной истории увековечен в поэзии стихотворным отрывком, написанным, когда Пушкин еще не знал о решении властей:

Поедем, я готов; куда бы вы, друзья, Куда б ни вздумали, готов за вами я Повсюду следовать, надменной убегая: К подножию ль стены далекого Китая, В кипящий ли Париж, туда ли наконец, Где Тасса не поет уже ночной гребец, Где древних городов под пеплом дремлют мощи, Где кипарисные благоухают рощи…

Примерно за 1850 лет до этого другой поэт, Гораций, обращался к другу со стихами ровно противоположного содержания:

Ты готов со мной в Гады плыть, Септимий, И к кантабрам плыть, непривычным к игу, И в край диких Сирт, где клокочут глухо Маврские волны. Лучше пусть меня приютит под старость Тибур, что воздвиг гражданин Аргосский, — Отдохну я там от тревог военных Суши и моря.[58]

Тибур, городок среди сабинских холмов примерно в тридцати километрах к востоку от Рима, был древнее Вечного города. По легенде, его основали потомки греческого героя Амфиарая («гражданина аргосского») после трагического завершения похода «Семерых против Фив». Более реалистично настроенные историки считали, что Тибур построен выходцами из АльбаЛонги. Когда галлы шли на Рим, жители Тибура их поддержали, за что город был позже покорен и превращен в колонию. Несмотря на близость к столице, права римского гражданства Тибур получил только в 90 году до н. э. С этой поры зеленые холмы, тихие речки и рощи стали манить состоятельных римлян, и на рубеже республиканских и императорских времен долина вокруг Тибура превратилась в престижный дачный поселок. Там были виллы у Августа, у Мецената, у Горация. Недавно развалины одной из тибуртинских вилл были идентифицированы как поместье Горация; если археологи не ошиблись, то поэт жил намного роскошнее, чем пытался представить в стихах.

Нынешний Тиволи — город с пятидесятитысячным населением. Его соборная площадь построена на месте бывшего римского форума. Над городом нависает акрополь с так называемым «храмом Сивиллы» (в римские времена Тибур был местом обитания одной из предсказательниц-сивилл) и «храмом Весты». Храм Весты назван так за круглую форму (как до сих пор иногда называют круглый храм на берегу Тибра в Риме). Он долго служил христианской церковью и поэтому хорошо сохранился. Этот храм восхищал эксцентричного английского архитектора сэра Джона Соуна, чей лондонский дом-музей хранит много сделанных в Тиволи рисунков и слепков. Одна из главных местных достопримечательностей — роскошная вилла кардинала Ипполито д’Эсте, шедевр поздневозрожденческой архитектуры и садово-паркового искусства. Говорят, Петр I при строительстве Петергофа вдохновлялся именно тамошними фонтанами.

Слово «Тибур», возможно, того же корня, что название реки Тибр и римское имя «Тиберий». В поздней латыни город стал называться уменьшительным именем «Тибури», а потом в современном итальянском превратился в «Тиволи». Однако жители города до сих пор называются тибуртинцами (Tiburtini), а не тиволийцами (TIVolesi).

Но наш путь лежит к другой вилле тибурских окрестностей — вилле императора Адриана. От города путь туда неблизок: не верьте тем путеводителям, которые утверждают, что виллу д’Эсте и виллу Адриана легко посмотреть, передвигаясь пешком, за один день.

В таинственных гротах одетые мхом Забытые, старые боги… Везде изваяния лилий — гербы Фамилии д’Эсте старинной.

Максимилиан Волошин

Адриан

Когда в 2008 году в Британском музее в Лондоне открылась выставка под названием «Адриан: Империя и конфликт», она довольно неожиданно стала одним из главных культурных событий года — и это в городе, который славится богатой интеллектуальной жизнью. Реклама, сопровождавшая выставку, сообщала: придя к власти, Адриан первым делом вывел войска из Ирака. Конечно, никакого Ирака во II веке нашей эры не было. Но стремление нарядить именно Адриана в современные одежды характерно для европейской культуры последнего столетия. Тем же самым занималась французская писательница Маргарет Юрсенар, сочиняя в середине xx века роман «Записки Адриана», стилизованный под мемуары императора, — только у нее он получился экзистенциалистом ante litteram (прежде появления термина).