Читать книгу "Земля несбывшихся надежд - Рани Маника"

Много раз я просила отца рассказать о тех потерянных годах, но чем больше подробностей он мне описывал, тем больше я убеждалась в том, что он лгал. Была какая-то тайна, которую он от меня скрывал. Тайна столь ужасная, что он придумал для меня абсолютно новое прошлое. Теперь я хотела вернуть те потерянные годы. Их нехватка разрушила мою жизнь. Я знала, что голоса на кассетах скрывают множество тайн. Вот почему отец скрывал их от меня все эти годы.

Вокруг были разные красивые цветы, но среди них не было моей Лапы Кенгуру. Очевидно, они были слишком дорогими для похоронных венков. Наверно, они подходят для украшения домов только богатых и знаменитых людей. Мой отец был очень богат, но он ненавидел Лапы Кенгуру. Ненавидел всей душой. Так, как я ненавижу сочетание черного с красным. По какой-то причине черные лепестки так заставляли его нервничать, что он покрывался испариной. Было интересно наблюдать, как он делал вид, что вьющиеся, похожие на паука цветы не оказывали на него никакого влияния. В первый раз, когда я включила их в цветочную композицию, он смотрел на них так, словно я обернула комок шипящих змей вокруг каждого черного стебля.

— С тобой все хорошо, пап?

— Да, да, конечно. Просто немного устал сегодня. — И посмотрел на меня так внимательно, как будто я сделала что-то отвратительное. Как будто это я забила ему весь шкаф новой одеждой, покрасила его комнату в приторный, нелепый розовый цвет и наврала ему с три короба. Я смотрела на него с интересом. Никогда не знала его, моего отца. Он никогда не прикасался ко мне. Он никогда даже не подходил достаточно близко, чтобы я могла прикоснуться к нему. Я не знала его тайн. А их у него было немало. В его узких холодных глазах они горели, словно погребальный костер.

— Ты сегодня что-нибудь вспомнила? — вдруг спросил он.

— Нет. А что? — Я смотрела на него все с большим удивлением.

— Ничего. Мне просто интересно, — врал он с улыбкой политика. Нечестный папа.

Мой взгляд привлекла женщина, только что вошедшая в комнату. Она несла свою скорбь с трагическим благородством, с ног до головы облаченная в черное, и была удивительно красива. Я никогда раньше не видела ее. Губы у женщины были слишком красными. У меня почему-то чуть сжались пальцы.

Черное и красное. Черное и красное… Это же были цвета моих кошмаров, мучивших меня! Женщина вошла в папину гостиную, где стоял гроб на длинном низком столе. Укрытый прохладным атласом, желтым и безмятежным, он ждал, когда мы отдадим его на съедение голодному чудовищу в крематории.

Вдруг красивая незнакомка побежала. Мелкими, чуть жеманными и очень женственными шагами. Она эффектно бросилась к неподвижному телу и стала рыдать. От удивления я даже немного отошла назад.

Еще один из папиных маленьких секретов возвращается за расплатой.

Мрачная толпа быстро поняла, кем была эта женщина. Люди украдкой поглядывали на меня, но я не обращала на них внимания. На миг черная фигура, закрывшая худое желтое тело умершего, заставила меня представить большую черную самку паука, которая изгибается и пожирает своего борющегося любовника. Но было ли это лишь прекрасным представлением, — не в этом суть. Даже умирая, Люк Стедмен не был борющимся любовником. Мой дорогой, дорогой папа. Верный до самого конца. Холодный и, конечно, свободный от шелковых сетей.

Этой женщины не было в его завещании.

В его коротком завещании не упоминается никого, кроме меня. Его дочери. Той, которой он отдал ключ. Той, от которой он скрывал свои тайны. Женщина, словно услышав мои мысли, подняла глаза, и наши взгляды встретились. В алом цвете ее помады было что-то удивительно страстное. Несчастное создание. В моей груди сжалось сердце. Я ничего не могла с этим поделать. Я понимала, что значит быть покинутой.

Моя несчастная мать явила меня миру и затем умерла от потери крови. Тогда папа скормил ее обескровленное тело чудовищу с желтой слюной в крематории, а я осталась с папой. Он оставлял мне разные подарки — игрушки, когда я была поменьше, и драгоценности, когда я взрослела, — на столике у моей комнаты как раз перед тем, как уйти на работу. Да, да, совершенная правда, он оставлял это именно за дверью, чтобы у меня никогда не возникло спонтанного порыва броситься ему на шею и поцеловать его так, как может дочь. И чтобы в дальнейшем у меня не возникало даже мысли о возможности таких объятий, когда он возвращался домой, мой далекий отец звонил заранее, чтобы узнать, поправился ли мне мой новый подарок.

Он прятался за степу из вежливых слов: «пожалуйста», «позвольте», «спасибо»… Все верили в его удивительно безошибочные поступки. Некоторые даже завидовали мне и этой идеально нежной любви, которая, как они думали, существовала между отцом и дочерью. Он был их идеалом. И только я стояла за этой толстой стеной, которую он выстроил между нами, и тихо кричала. В ужасе от ее страшного совершенства и действительно удивительного количества подробностей, которые он хранил в своей холодности. Если бы только он меня хоть немного любил! Но он никогда не любил. Детеныш обезьяны, лишенный материнского тепла, умирает. Его печальное сердце просто останавливается, устав монотонно биться. Я думаю, это хорошо, что я не детеныш обезьяны.

Я кивнула головой, и люди пошли, словно послушные марионетки. Теперь я была их повелительницей. Единственная наследница огромного состояния. Хозяйку пылкого красного рта оттащили от пропитанного одеколоном тела и отвели, рыдающую, в угол. Осторожно, с любопытством.

Затем люди вынесли на своих плечах гроб. Никто не рыдал, кроме красивой женщины в черном с кроваво-красными губами. Когда люди уже стали расходиться, я подошла к ней. Вблизи было видно, что она не так уж молода. Наверно, ей было около тридцати пяти, а может быть, ближе к сорока. И, тем не менее, у нее были потрясающие глаза. Огромные и чистые. Как блестящая поверхность спокойного озера в лунную ночь. В них тоже хранилось много тайн, и некоторые из них, несомненно, имели отношение ко мне.

Я пригласила ее зайти в кабинет отца, подальше от откровенно любопытных глаз. Женщина молча последовала за мной. Бывала ли она раньше в этом доме? В кабинете я повернулась, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Меня зовут Розетта, и я рада наконец познакомиться с тобой, Ниша, — сказала она спокойно. Ее голос удивительно подходил к ее глазам. Звонкий, он лился чисто и ясно, как мед.

— Хотите что-нибудь выпить? — спросила я автоматически.

— Тиа Мариа со льдом, пожалуйста. — Улыбка кроваво засияла на ее красных губах. Слишком красных.

Я подошла к бару. Так-так, похоже, у моего отца был целый запас ликера Тиа Мария. Вдруг я представила картину, где они, обхватив друг друга, лежат на больничной кровати. Худое желтое тело умершего мужчины и загадочное, красивое создание. Я покачала головой, чтобы избавиться от этого ужасного видения, — непристойной связи отца. Что, черт возьми, со мной происходит?

— Вы хорошо знали моего отца?

Я слышала, как она глубоко вдохнула.

— Достаточно. — Она была приятной и женственной. И замкнутой. Это была женщина моего отца.