Читать книгу "Мы над собой не властны - Мэтью Томас"

— Эта штука не работает, — недовольно сообщил отец.

Рот у него приоткрылся, и оттуда потекла тоненькая струйка слюны. Коннелл утер отцу подбородок его же рукавом. Отец вдруг понимающе посмотрел на него. Коннелл растерялся: значит, кое-что он все-таки еще соображает? Отец чуть слышно что-то промычал.

— Так хорошо с тобой увидеться, — сказал Коннелл и обнял его одной рукой.

Отец, не отрывая взгляда от экрана, погладил себя по коленке.

— Хорошо, — сказал он. — Хорошо.

Они смотрели «Коломбо». Персонаж Питера Фалька, пессимистичный сыщик в своем неизменном плаще, кривил лицо в усталой и чуть-чуть растерянной гримасе — в ней смешались опыт и невинность. «Господи, спасибо тебе за „Коломбо“, — думал Коннелл. — Спасибо за повтор „Закона и порядка“. Чем заполнить целый день с отцом, если бы не телевизор?»

Когда включили рекламу, Коннелл не знал, о чем говорить. Мама наверняка пустилась бы в долгий рассказ о каких-нибудь знакомых или просто о том, как у нее прошел день. А Коннеллу казалось неуважительным говорить с отцом о новостях жизни, которая проходит мимо него. Чуточку легче обсуждать то, что отец давно знает или что они пережили вместе, — но как перевести разговор на эти темы? И все же он испытывал потребность перейти на более надежную почву.

— Надо сказать, мне нравится Пол О’Нил, — изрек Коннелл преподавательским тоном.

Отец неотрывно смотрел в телевизор.

— Я, знаешь ли, не из тех оголтелых фанатов «Метс», которые считают, что его обязательно надо ненавидеть. Такой игрок, он же сердце своей команды, настоящий трудяга!

Отец по-прежнему молчал. Это становилось почти безнадежным.

— «Янкиз» там или не «Янкиз», а все-таки приятно, что в плей-офф опять прошла нью-йоркская команда!

Тут отец встрепенулся, и его лицо озарила улыбка, словно он услышал радостную новость. Вдруг до Коннелла дошло: отцу это и правда внове, хоть он и смотрел в октябре все игры плей-офф. Коннелл после каждой непременно ему звонил.

— Да! — сказал отец. — Хорошо!

Коннелл в очередной раз почувствовал себя идиотом. Какой смысл ходить вокруг отца на цыпочках? Пора посмотреть правде в глаза: кратковременная память у старика вообще не работает. Он, наверное, ничего не в состоянии запомнить дольше чем на пару минут. Стоит только выйти из комнаты, отец забудет, что Коннелл вообще приехал домой. Вряд ли он хотел бы, чтобы сын торчал при нем весь вечер пятницы; наверняка это показалось бы ему стыдным. Поэтому Коннелл ушел к себе переодеваться, а то он давным-давно не виделся с приятелями.

Коннелл до сих пор хранил свой первый флакон одеколона. Хватило на годы, потому что использовал экономно: по капельке за ушами и по обеим сторонам шеи. Аромат этого одеколона он источал, потея на танцульках и жарко тискаясь на диванах. А когда уехал в колледж, оставил флакон на полочке над умывальником при своей комнате — скромное подношение на алтарь переходного возраста.

Сейчас он нашел флакончик в родительской спальне. Одеколона осталось на донышке. Сначала Коннелл ужаснулся, а потом рассвирепел. Отец, должно быть, наткнулся на флакон, бродя по дому. Коннелл буквально видел, как отец с трудом отвинчивает крышечку, плещет одеколоном во все стороны, льет его в раковину... Беспорядочно втирает в шею и грудь, набрав полные горсти, в жалкой попытке урвать у сына кусочек будущего. Да он небось уже и запахов-то не различает! И зачем ему вообще одеколон? Эта сторона жизни для него больше не существует.

Коннелл быстрыми шагами спустился по лестнице и сунул флакон под нос отцу:

— Это ты сделал? Ты брал мой одеколон? Больше полфлакона было!

— Не знаю, — испуганно ответил отец. — Я не знаю.

На этот раз Коннелл не смягчился:

— Понятно! Ты не знаешь. Так я тебе скажу: ты его брал! Я понимаю, это всего лишь одеколон, но для меня он много значит.

Отец широко раскрыл глаза и наморщил лоб. Уголки рта у него опустились книзу.

— Прости, — сказал он, не вставая с дивана. — Прости, я не знал.

Коннеллу и хотелось сказать «Да ладно, не важно», но что-то удержало.

— Слушай, не трогай мои вещи, ладно? Ничего в моей комнате не трогай.

— Прости, — сказал отец.

Решимость Коннелла дрогнула. Он чуть не принялся утешать отца. Ага, отец все вокруг себя разрушает, и все обязаны подбирать осколки. Рассердиться на него и думать не смей, надо его постоянно жалеть. Нет уж! Коннелл — не отец, а сын. Собирать осколки — пока что не его задача.

Он поехал в Нью-Йорк, к приятелю. Они прошлись по барам и в последнем засиделись до закрытия. Коннелл вернулся домой первым утренним поездом, пять тридцать.

Его разбудила мама.

— У папы сейчас есть свой заведенный порядок, его нельзя нарушать. Диван ему нужен, чтобы смотреть телевизор. Иди к себе и ложись в постель.

В комнате было темно, только между створками раздвижной двери виднелась узкая полоска света. Пахло кофе и жарящимися оладьями.

— Иди к себе. — Мама нахмурилась. — Тебя никто домой на веревке не тянул.

— Ты о чем? Я уже встаю.

— Мне необходимо знать, на что я могу рассчитывать, пока ты здесь.

— Вот, я здесь. Что надо-то?

— Ты сможешь посидеть с отцом? Не хочется, чтобы он сегодня оставался один.

— Угу.

Мама постояла немного, разглядывая его.

— Я могу на тебя положиться?

— Конечно!

— Не уходи никуда из дому. Проследи, чтобы он поел, и присмотри, чтобы не поранился. Посиди с ним немного. Не спи слишком долго.

— Ладно.

— Он так радуется, что ты приехал. — Она старалась произнести это с надеждой, но печальная нотка все-таки прокралась. — Только о тебе и говорит. «Где Коннелл? Где Коннелл?»

Мама одела отца в брюки и рубашку с длинным рукавом, как будто собирала его на работу. Вот только хвост рубашки вылез из брюк. Мама расстегнула отцу ремень, поддернула брюки повыше и снова застегнула молнию на брюках.

Коннелл заглянул в кухню: миска с тестом для оладьев стояла пустая. На его долю мама не испекла.

Он ткнул большим пальцем через плечо:

— Ешьте-ешьте, обо мне не беспокойтесь!

Вообще-то, можно было сказать и помягче.

Мама остановила его на лестнице:

— Ты будешь здесь, не уйдешь? Скажи сразу, я постараюсь что-нибудь придумать. Но безответственности я допустить не могу.

— Успокойся, мам! Присмотрю я за ним. Иди на работу.

Поднявшись наверх, он услышал, как мама сообщает отцу, что сейчас включит телевизор. Отец что-то пробубнил в ответ. Потом в телевизоре прибавили звук, еще и еще.