Читать книгу "Продавцы невозможного - Вадим Панов"

Правда, на этот раз он не сможет насладиться работой убийц. На этот раз он сам участвует в постановке.

Девяносто Один давит на омара лимон и рассказывает деловому партнеру пикантный анекдот. Деловой партнер смеется.

Девяносто Один – известный бизнесмен, он планирует вложить деньги в строительство очередного прибрежного квартала и обхаживает нужного человека. Девяносто Один приглашает его в самый дорогой ресторан и делает все, чтобы понравиться. Девяносто Один знает, что это его шанс подняться на следующую ступеньку, чуть шире приоткрыть дверь в элитное общество, стать своим среди настоящих заправил, потому что Девяносто Один давно устал от жизни лидера dd.

Он внимательно выслушивает ответный анекдот, весело смеется, готовясь поведать собеседнику новейшую сплетню, но… Но падает лицом в тарелку.

Девяносто Один ничего не чувствует, он просто играет свою роль.

Сегодня я хочу говорить о любви, которая есть Вселенная по имени Время. Я хочу говорить о том, что без любви оно теряет смысл. Не умирает, но лишается души. Время без любви – лишь минуты, складывающиеся в ненужные годы. Время без любви – это тьма, в которой нет даже проблеска живого. Время без любви считает часы до смерти, а потому убивает… Сегодня я хочу говорить о любви, которая наполняет время желанием, которая превращает реку времени в стремительный поток, несущий не к смерти, но в вечность. Сегодня я хочу говорить о любви, благодаря которой мы без страха смотрим в будущее, потому что любовь есть Надежда.

Анклав: Москва

Барабаны не справлялись. Не поспевали за торопливыми, наскакивающими друг на друга ударами сердец. Уступали в страсти. Яростно ревели, извергая громовую дробь, но ничего не могли поделать.

Барабаны не справлялись. А их и не слышали. А если и слышали, то не слушали. О них забыли. Их признали ненужными – пожару, что бушевал в соборе Тринадцати Пантеонов, лишние дрова не требовались.

Пэт рыдала, словно Джезе рвал ее на куски. А может, так оно и было?

Джезе стонал, словно раскаленный клинок терзал его сердце. А может, так оно и было?

Кто может сказать, как было, если никто не знает – как?

Кто может осознать чувства, которые не может разделить?

Как проникнуть внутрь двоих, слившихся в одно целое телами и душами?

Любовь? Та самая, первородная, изначальная и всепобеждающая. Еще не знающая имен и слов. Скорее страсть, чем чувство. Скорее безумие, чем желание. Не любовь, а неукротимая ее жажда. Яростный, перекраивающий души вихрь.

Пэт рыдала, умирая и воскресая под неукротимым напором Джезе.

Джезе стонал, растворяясь в океане Пэт.

А под сводами собора медленно кружились прогнанные пожаром духи Лоа. Они не могли приблизиться, но им нравилось то, что они видели.

Сегодня я хочу говорить о любви, которая есть Вселенная по имени Надежда. Я хочу говорить о любви, что помогает нам улыбаться, поднимаясь на костер. Я хочу говорить о любви, которая мешает опустить руки, которая ведет вперед. Я хочу говорить о любви, дарящей крылья. Не каждый из нас может справиться с навалившимся миром, но это не слабость, это отсутствие любви. Костры, на которые мы всходим, горят в наших душах. Пылают, не позволяя раствориться в бессмысленной тьме. Они могут сжечь, если мы не поймем, что горят они для других. Они могут подарить надежду, ведь каждый костер – это маяк. Я хочу говорить о кострах, уносящих ввысь. Я хочу говорить о кострах любви, в пламени которых вы понимаете, что способны на все, ибо любовь есть Чудо.

Анклав: Сиэтл

После чистки Тринадцать ведет себя наиболее смело из всех лидеров dd или наиболее самоуверенно. Он не перестает появляться на людях, не увеличивает охрану и не забывает подчеркивать, что считает себя правым. Он плотно контролирует североамериканский куст и не сомневается, что вычистил всю «заразу Сорок Два». Он публично обвиняет Двадцать Пять в малодушии, пока – в малодушии, но намекает, что азиатский лидер, возможно, склоняется к Сорок Два. Тринадцать тверд, последователен, и до него невероятно сложно добраться. Создается впечатление, что Тринадцать планирует подмять под себя остальных лидеров, не стать единовластным хозяином dd, но оказаться первым среди равных. Тринадцать силен и честолюбив, дай ему время, он бы наверняка исполнил эту свою мечту, но времени у него нет.

Тринадцать забыл марсельский урок. Не подумал, что неизвестные ему программы Сорок Два способны пробить защиту, вползти во внутреннюю сеть, обманув системы безопасности, и «выстрелить» в нужный момент. Не из пистолета выстрелить и даже не из пулемета – в Эпоху Цифры стрелять могут самые обычные вещи.

Тринадцать погибает в лифте. Входит в него, окруженный могучими телохранителями, и отправляется в недолгий и неувлекательный полет с пятидесятого этажа. Перед смертью он не чувствует ничего, он слишком занят перегрузкой.

Сегодня я хочу говорить о любви, которая есть Вселенная по имени Чудо. О плодах, доступных каждому. О плодах, которые может подарить только любовь. Сегодня я хочу говорить о том, что у каждого из нас есть цель, и тем она выше, чем сильнее горящий внутри костер. Сегодня я хочу говорить о том, как мы идем к своей мечте дорогой злобы, как обманываем и предаем, не обращая внимания на гаснущее пламя. Сегодня я хочу говорить о том, как легко спутать силу и жестокость, как душа становится каменной, а время превращается в палача. Сегодня я хочу говорить о том, как счастлив любящий, ибо его преграды сжигает горящий внутри огонь. Сегодня я хочу говорить о том, что злость помогает добраться до цели, а любовь дарит чудо ее творения. Сегодня я хочу говорить о том, что преисполненный любовью становится способен на все, ибо любовь есть Невозможное.

Анклав: Москва

Олово давно забыл об овощах. Сидит у самого коммуникатора, напряженно вслушиваясь в речь Сорок Два. Неподвижен, как статуя, натянут, как тетива. Потом Олово долго трет лоб, с трудом вырываясь из тумана, в который отправили его слова пророка, потом смотрит на застывшее лицо Чайки и тихо говорит:

– Он перебил вра-агов. Он перебил всех вра-агов.

И качает головой.

Голос выводит Илью из оцепенения. В первое мгновение он чувствует отвращение, ему даже стыдно перед собой за то, что заслушался, но эти эмоции быстро проходят. Они ненастоящие. Настоящее спрятано в пришедших по сети словах.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает Илья и удивляется, как хрипло звучит голос.

– Ему было плохо, – задумчиво тянет Олово. – Он убива-ал вра-агов, но ему было плохо. А-а еще он убил свою душу. – Пальцы слуги скребут по черным татуировкам. – Я-а зна-аю, ка-ак душа умира-ает.

– Мы слушали не оду, а реквием, – шепчет Чайка.

Он отключает коммуникатор, но продолжает сидеть. И Олово не встает. Позабыл о кухне, молчит, низко опустив голову. Чайка долго смотрит на него, дожидается, когда Олово поднимет взгляд, и говорит: