Читать книгу "Двенадцатая карта - Джеффри Дивер"

Райм покивал:

– Очень хороший вопрос… Мы провели небольшое расследование. Эшбери ведь возглавлял отдел недвижимости вашего банка?

– Верно.

– И если бы отдел обанкротился, Эшбери лишился бы поста и большей части своего состояния?

– Да, полагаю. Только при чем здесь разговор о банкротстве? Это наш самый прибыльный отдел.

Райм устремил взгляд на Уэсли Гоудза:

– Ваш черед.

Юрист посмотрел на сидящих по другую сторону стола и тут же снова опустил глаза. Он был не способен держать взгляд. Или, подобно Райму, вести скрупулезные объяснения… с эпизодическими отступлениями. Поэтому сказал просто:

– Мы здесь, чтобы уведомить вас о том, что мисс Сеттл намерена подать иск против вашего банка с целью взыскания компенсации за причиненный ущерб.

Хэнсон, нахмурившись, посмотрел на Коула, который, в свою очередь, одарил Женеву и Гоудза сочувственным взглядом.

– Исходя из представленных вами фактов, вам вряд ли стоит всерьез рассчитывать на возмещение морального вреда. Видите ли, мистер Эшбери руководствовался личным мотивом, и банк за его действия ответственности не несет. – Он снисходительно посмотрел на Райма. – Что ваш славный советник, без сомнения, сможет вам подтвердить. – Обращаясь к Женеве, Хэнсон быстро добавил: – Но мы глубоко вам сочувствуем, вам столько пришлось пережить…

Стелла Тернер согласно кивнула. Их отношение казалось искренним.

– Мы готовы вам все компенсировать. – Хэнсон улыбнулся. – Думаю, вы оцените нашу щедрость.

– В пределах разумного, – тут же внес необходимое уточнение его адвокат.

Райм пригляделся к президенту банка. Грегори Хэнсон выглядел вполне добропорядочным человеком. Моложавый мужчина за пятьдесят, естественная улыбка. Очевидно, из той породы прирожденных предпринимателей, кто слывет справедливым боссом и хорошим семьянином, компетентен в делах, каждый день выкладывается на службе, блюдет интересы акционеров, за счет фирмы летает только эконом-классом, помнит дни рождения своих сотрудников.

Райму стало почти больно от ожидания того, что должно последовать.

В голосе Уэсли Гоудза, однако, не прозвучало ни капли сочувствия:

– Мистер Хэнсон, ущерб, о котором мы ведем речь, не относится к покушению на убийство мисс Сеттл и не является только моральным. Претензии основываются на ее интересах как наследницы Чарлза Синглтона, имея целью возврат собственности, незаконно присвоенной Хайрамом Сэнфордом, а также получение денежной…

– Позвольте, – со слабой усмешкой прошептал президент.

– …денежной компенсации, равной сумме сделок и полученной прибыли в результате использования вашим банком упомянутой собственности с момента получения на нее прав. – Адвокат сверился с записями. – А именно с четвертого августа тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года. Деньги поступят на счет потомков мистера Синглтона и будут распределены судом. Точной цифрой мы пока не располагаем. – Гоудз наконец поднял глаза на Хэнсона. – Однако, по нашим скромным оценкам, она составляет приблизительно девятьсот семьдесят миллионов долларов.

Глава 43

– Вот почему Уильям Эшбери пошел на убийство, – пояснил Райм. – Чтобы сохранить в тайне кражу усадьбы Чарлза. Если бы об этом кто-то узнал и наследники заявили права на землю, отделу недвижимости пришел бы конец, а возможно, разорился бы и сам «Сэнфорд-банк».

– Это просто нелепица! – взвился сидящий за столом напротив них адвокат. Оба юриста-соперника были одинаково высокие и худощавые, только Коул – более загорелый. Райм подозревал, что Уэсли Гоудзу не часто приходится посещать теннисный корт или поле для игры в гольф. – Вы посмотрите вокруг: территория вся застроена! Вся, до последнего дюйма!

– Мы не претендуем на то, что было построено, – сказал Гоудз, словно это разумелось само собой. – Мы только хотим вернуть право на землю и сумму, равную выплатам по ее аренде.

– Что, за все сто сорок лет?

– Когда Сэнфорд обворовал Чарлза – не наша проблема.

– Но большая часть земли давно распродана, – сказал Хэнсон. – Банку принадлежит только пара многоквартирных домов в районе и сам особняк.

– Мы, разумеется, проведем аудиторскую проверку по всем сделкам продажи, незаконно осуществленным вашим банком.

– Но имущество отчуждалось на протяжении сотни лет, по частям.

Упершись взглядом в поверхность стола, Гоудз сказал:

– Повторюсь: это не наши проблемы.

– Нет! – рявкнул Коул. – Этого не будет!

– Вообще-то претензии мисс Сеттл и так очень умеренны. Можно убедительно доказать, что без земли, принадлежащей предку Женевы, ваш банк пошел бы ко дну еще в шестидесятых годах девятнадцатого века, и, следовательно, она может претендовать на всю прибыль, полученную вашим банком по всему миру. Но мы к этому не стремимся. Мисс Сеттл не хочет, чтобы пострадали интересы сегодняшних акционеров банка.

– Какая щедрость! – пробормотал Коул.

– Решение приняла она. Я советовал полную ликвидацию.

Коул подался вперед:

– Послушайте, почему бы вам не взглянуть на вещи трезвее? Да у вас ничего нет. К тому же срок давности давно истек. В суде вас даже слушать не станут.

– Обратите внимание, – не удержался от комментария Райм, – как люди всегда хватаются за соломинку… Простите за отступление.

– Что касается срока давности, – сказал Гоудз, – мы можем обосновать, что в данном случае он не действует.

Накануне он объяснил Райму, что в некоторых случаях закон о сроке давности теряет силу, если ответчик скрыл свое преступление и жертва о нем не подозревает, или, как в случае с Чарлзом Синглтоном, когда жертва не может рассчитывать на защиту суда, например, если сторона обвинения вступила в сговор с преступником. Все это Гоудз сейчас повторил.

– Но что бы там ни совершил Хайрам Сэнфорд, – заметил второй адвокат, – к моему клиенту это отношения не имеет… То есть к сегодняшнему банку.

– Мы проследили, в чьей собственности находился банк, вплоть до лица, к которому имущество перешло от мистера Синглтона, – «Хайрам Сэнфорд банк энд траст лимитед». К несчастью, Сэнфорд использовал банк как прикрытие… К несчастью для вас.

Гоудз говорил ровным тоном, но чувствовалось, что он сдерживает улыбку.

Коул не отступал:

– Ну а чем вы докажете, что имущество предназначалось наследникам? Чарлз Синглтон мог бы в тысяча восемьсот семидесятом продать ферму за пять сотен и пропить деньги.

– У нас есть свидетельства, что он намеревался передать ферму потомкам. – Райм повернулся к Женеве: – Как он там сказал?

Девушка обошлась без заготовленных записей.

– В одном из писем жене он говорит, что не собирается продавать ферму. Вот его слова: «Я желаю, чтобы земля в целости перешла к нашему сыну и его отпрыскам. Ибо спрос на специальности и ремесла насыщается и затухает, финансовые рынки непостоянны и только земля в нашем мире остается неизменной величиной. Со временем благодаря ферме мы обретем уважение тех, в чьих глазах сегодня его не имеем. Она останется залогом спасения для наших детей и правнуков».