Читать книгу "Дикарь - Екатерина Лесина"

золотой руки. Впрочем, он успел полоснуть клинком по ней, и металл заскрежетал, встретившись с металлом.

А другой клинок пробил-таки панцирь грудины и увяз внутри.

И третий вошел глубже, пусть даже человек, его державший, тотчас повалился на пол. Тело его сотрясали судороги.

Изо рта хлынула пена, смешанная с кровью.

Маска вырвала клинки.

Но из разверзстой раны вытекала кровь. Толчками. Она была темной, густой и отсвечивала золотом.

— Вы все…

— Все, — маг выступил из тени, чтобы тоже ударить.

Раскрытой ладонью.

Она коснулась обнаженной груди Императора, и раздался звон. Протяжный и глухой, он пронзил и людей, и камень, расползаясь по дворцу, будоража всех и вся. И рана, начавшая было затягиваться, треснула. От нее побежали крохотные нити, поползли, множась на глазах. А Маска закричала.

И крик её потонул в грохоте. Словно небо, очнувшись от многолетнего сна, дало понять, что живо.

И боги.

И сам мир.

— Уходи, — девочка поднялась на четвереньки, а затем, цепляясь за ноги мага, и вовсе встала. Она стояла, слегка покачиваясь, бледная, хрупкая, слишком живая, чтобы противостоять тому, что нависало над ней.

— Вы все… — маска обвела людей взглядом. — Вы все будете прокляты!

— Прости нас, — Верховный скрестил руки на груди. — Это моя вина.

— Небо вновь падет на землю! — грохочущий голос проникал до самых костей. — И божественное пламя очистит мир.

Маска покачнулась.

И осела грудой плоти. И стало вдруг тихо-тихо.

Застонал и накренился Верховный, взялся здоровой рукой за грудь, и был подхвачен магом.

— Не вздумайте! — сказал тот строго. — Вы нужны живым! Нам только приступа тут не хватало… и без того…

Девочка подошла к леопарду. Мертвый зверь был прекрасен, и она не удержалась, заплакала, тонко и звонко, горестно. А там, снаружи, ударили первые струи дождя.

***

На рассвете впереди показались серые башни замка. Ирграм привстал на стременах, вглядываясь в муть, сквозь которую они проступали.

Сердце кольнуло недоброе предчувствие. И он оглянулся на спутников своих. Те были мрачны, пропылены и сосредоточены. И только жрец крутил головой по сторонам, словно пытаясь что-то то ли разглядеть, то ли расслышать.

Что?

Дорога нырнула в лес, и замок скрылся. Он был обманчиво близок, но Ирграм давно уже усвоил, что ничему-то в этом мире нельзя верить. Все – иллюзия.

И близость замка в том числе.

В лесу было влажно и сумрачно. Тревога отступила. Ненадолго. И вспыхнула с новой силой уже после полудня. Ирграм стиснул зубы.

Предчувствие?

Интуиция никогда не была его сильной стороной. Скорее наоборот, порой он проявлял просто-таки поразительную слепоту. А здесь, с каждым шагом лошади, страх нарастал.

И не только у него.

Первым остановился старший из воинов. Он сполз с коня и согнулся, будто в приступе дурноты. Здесь, в полутьме леса, его кожа вдруг показалась неестественно белой. Бисеринами на ней выделялся пот. И Ирграм вдруг понял, что он сам покрылся испариной.

— Что это?

Первой мыслью было, что их отравили. Могло ведь такое произойти? Вполне. Но жрец покачал головой и кое-как сполз с седла.

— Госпожа близко, — просипел он, втягивая воздух. Жрец был бледен и лицо его перекроила судорога. — Госпожа… входит в силу.

Ирграм тоже спешился.

Он стоял, вцепившись в седло, понимая, что не способен сделать и шагу.

— Как мы… как… до замка…

Слабость накрывала волнами.

И не только его.

В какой-то момент в руке жреца появился нож. Кривой. С черным каменным клинком. Нинус шел, слегка покачиваясь. И Ирграм только мог, что следить за ним взглядом.

Вот он добрался до первого из воинов.

И клинок вошел в плоть.

Так удивительно легко. Запахло кровью. И запах этот дурманил, сводил с ума. Ирграм бы бросился к ней, темной, почти черной, истекающей толчками, но сил не было. Он только и мог, что смотреть.

Вот тело упало на влажные листья.

Заржали тревожно лошади, и рядом с человеком лег жеребец темной масти. Кровь животного имела другой запах, резкий, будоражащий.

Еще шаг.

Почему они не бегут? Почему не сопротивляются? Воин повернулся к жрецу и раздвинул полы кожаной куртки, чтобы удобнее было.

Почему?!

Ирграм не понимал. Только тяжесть накатывала. Волна за волной. И из глаз, кажется, полились слезы. Он не плакал целую вечность, а тут вот… собственное сердце вдруг показалось лишним. Этаким тяжелым окаменевшим комом, который сунули в его грудь, хотя он не просил о такой милости.

Да и милостью ли это было?

Ирграм не знал.

Стоял. Смотрел. Человек. Лошадь. И снова человек. Один за другим. И ни попытки защититься, напротив, он чуял их радость. Неестественную, безумную даже. Разве можно радоваться смерти?

Выходит, что так.

И когда остался последний из воинов, жрец убрал клинок.

— Хватит, — сказал он устало. И осел на грязные мхи. Обнял себя. Зажмурился. Так и сидел. Ирграм же заставил себя отлипнуть от конского бока. Все еще пахло кровью, но больше запах этот не вызывал противоестественного желания приникнуть к ранам. Напротив, оно сменилось отвращением. И к крови. И к себе. Вновь нахлынула дурнота.

И слабость.

Но страх исчез.

— Что это было? — выдавил Ирграм, стараясь не смотреть на тела. К ним уже слетались вездесущие мухи, спеша использовать раны.

— Госпожа нуждалась в помощи, — жрец устало опустился на землю и сдавил голову руками. Он сидел, слегка покачиваясь, молчаливый и в кои-то веки жалкий.

А над телами кружились мухи.

И подумалось, что если все так, то… если вдруг госпоже вновь понадобятся силы, что он будет делать? И кого принесет в жертву?

Вопрос вертелся на языке, однако озвучить его Ирграм не посмел.

Закрыл глаза.

И провалился в сон. А очнулся от пинка.

— Вставай, — единственный уцелевший воин выглядел злым и усталым. — Спешить надо.

Ирграм с трудом поднялся.

Огляделся.

Темно. И темнота эта кажется непроглядной. Запах крови все еще раздражает, но теперь она ощущается старой, тухлой. А тел не видно. И желания узнать, куда они делись, нет.

Зато есть чувство, что и вправду надо спешить.

Былой страх сменился непонятным, почти неподдающимся контролю желанием идти вперед. Куда? Туда, где все еще стоял на камнях замок.

— Госпожа зовет, — сказал жрец, забираясь на лошадь. — Ты ведь тоже слышишь?

Слышит?

Пожалуй, что так.

— И это хорошо, — и страх, и сомнения, и усталость ушли. Правда, было до крайности непросто разглядеть лицо в темноте, но голос звучал до крайности торжественно. — Госпожа почти обрела силу.

Ирграм молча взобрался в седло.

***

Верховный поднялся на вершину пирамиды.

Не сам.

Его несли. А он даже не мог понять, чьи руки стали опорой. Собственных