Читать книгу "Сталинские маршалы в жерновах политики - Юрий Рубцов"

С учетом этого обстоятельства он предложил принять указ президиума Верховного Совета СССР об амнистии. Под нее должны были попасть около 1 млн человек. Категории заключенных, которых предлагалось освободить, криминогенную обстановку в обществе вроде бы не должны были усугубить, поскольку это были осужденные на срок до 5 лет; осужденные независимо от срока наказания за должностные, хозяйственные и некоторые воинские преступления; женщины, имеющие детей до 10 лет, и беременные женщины; несовершеннолетние в возрасте до 18 лет; пожилые мужчины и женщины, а также больные. В то же время амнистия не распространялась на осужденных на срок свыше 5 лет и привлеченных к ответственности за контрреволюционные преступления, бандитизм, крупные хищения социалистической собственности и умышленное убийство.

И тем не менее после того, как указом от 27 марта 1953 г. амнистия вступила в силу, общество вздрогнуло. Среди фактически покинувших лагеря и колонии более 1,18 млн человек оказалось немало рецидивистов, наводивших ужас на население. Этому способствовало и снятие паспортных и режимных ограничений в крупных городах, за исключением Москвы, Ленинграда, Владивостока, Севастополя и Кронштадта. Подвело исполнение указа, хотя сама необходимость амнистии в стране, пережившей десятилетия беззакония, была очевидной.

По инициативе Берии было пересмотрено так называемое мингрельское дело. Незадолго до описываемых событий в ноябре 1951 г. и марте 1952 г. ЦК ВКП(б) принял постановления о якобы раскрытой в Грузии мингрельской националистической организации, возглавляемой секретарем ЦК КП(б) Грузии Л.И. Барамией. Дело оказалось насквозь дутым, инспирированным, по некоторым данным, против самого Лаврентия Павловича. Несмотря на то что многие республиканские работники были арестованы, Сталин проявлял острое недовольство. Вызывая на доклад министра госбезопасности, вождь настойчиво повторял ему: «Ищите большого мингрела»…

10 апреля 1953 г. по представлению министра внутренних дел Президиум ЦК КПСС дал «добро» на реабилитацию осужденных по этому делу и принял постановление «О нарушении советских законов бывшими Министерствами государственной безопасности СССР и Грузинской ССР».

В этом ряду усилий Берии стоит и реабилитация так называемых врачей-вредителей. Суть этого до сих пор для многих малоизвестного дела состояла в следующем. Еще в 1940-е гг. в поле зрения МГБ попал профессор 2-го Медицинского института Я.Г. Этингер. За антисоветские высказывания он был в ноябре 1950 г. арестован. Его дело вел старший следователь МГБ М.Д. Рюмин, который выдвинул против Этингера и некоторых его коллег-врачей обвинения в буржуазном «еврейском национализме», о чем доложил тогдашнему министру госбезопасности В.С. Абакумову.

Кого-то уволили с работы, кого-то арестовали, Этингер в марте 1951 г. умер в тюрьме. Минуло несколько месяцев, и дело, казалось, потеряло всякую перспективу. Однако не удовлетворенный этим Рюмин, желая сделать быструю карьеру, решил действовать по примеру своих предшественников конца 1930-х гг. и, по сути, сфабриковал «дело». 2 июня он направил Сталину письмо, в котором обвинил своего шефа Абакумова в том, что тот будто бы сознательно скрыл от правительства сведения о «террористических устремлениях» Этингера. Последний якобы признался в применении вредительских методов при лечении бывшего секретаря ЦК ВКП(б) А.С. Щербакова.

Донос возымел действие. Абакумов с целым рядом подручных был арестован, на его место назначили Игнатьева, которому ЦК дал секретную директиву «вскрыть существующую среди врачей группу, проводящую вредительскую работу против руководителей партии и правительства». Непосредственная реализация директивы была возложена на Рюмина, возглавившего следственную часть по особо важным делам МГБ СССР, а потом и ставшего заместителем министра.

Тот рьяно принялся за дело. За решетку попали крупнейшие специалисты-медики, в том числе профессор П.И. Егоров — начальник Лечебно-санитарного управления Кремля, профессор В.Н. Виноградов, личный врач Сталина и других членов политического руководства, профессора М.С. Вовси, М.Б. Коган и другие. В числе их «жертв», кроме Щербакова, стали уже называться А.А. Жданов, М.И. Калинин[310]…

Берия в своей записке Маленкову 1 апреля 1953 г. многих подробностей, о которых сказано выше, разумеется, не приводил и со сталинской политикой антисемитизма происшедшее не связывал. Но, даже преследуя цель дискредитировать бывшее руководство МГБ, от истины в целом все же не уклонился. Министр внутренних дел сделал однозначный вывод, что все это дело «о врачах-вредителях» от начала и до конца было вымыслом Рюмина.

«Нужно отметить, — сообщал Берия, — что в Министерстве государственной безопасности он нашел для этого благоприятную обстановку. Все внимание министра и руководящих работников министерства было поглощено «делом о врачах-вредителях». Заручившись на основе сфальсифицированных следственных материалов санкцией И.В. Сталина на применение мер физического воздействия к арестованным врачам, руководство МГБ ввело в практику следственной работы различные способы пытки, жестокие избиения, применение наручников, вызывающих мучительные боли, и длительное лишение сна арестованных». Позорное «дело о врачах-вредителях», столь нашумевшее в нашей стране и за ее пределами, делал вывод Берия, нанесло большой политический вред престижу Советского Союза[311].

Отзываясь на его записку, Президиум ЦК КПСС уже 3 апреля 1953 г. решил согласиться с предложением МВД о полной реабилитации и освобождении из-под стражи врачей и членов их семей, арестованных по «делу о врачах-вредителях», в количестве 37 человек, а также о привлечении к уголовной ответственности работников бывшего МГБ СССР, особо изощрявшихся в фабрикации этого провокационного дела. Ввиду серьезных ошибок, допущенных Игнатьевым в бытность министром госбезопасности, было признано невозможным оставить его на посту секретаря ЦК КПСС.

Принятое постановление вместе с письмом Берии и постановлением специальной следственной комиссии МВД СССР было разослано всем членам ЦК КПСС, первым секретарям ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов КПСС. Так в партийном аппарате широко узнавали об инициативах Лаврентия Павловича, что, конечно же, соответствовало его намерениям прослыть реформатором.

4 апреля 1953 г. он вообще, что называется, превзошел самого себя, поставив подпись под приказом, отменявшим людоедские решения ЦК ВКП(б) 1937 г. и 1939 г., которыми органам НКВД разрешалось применение физического воздействия на подследственных. Благодаря его страстному желанию насолить бывшему руководству МГБ стало фактом официальное признание вопиющих извращений советских законов. То, о чем раньше говорили лишь шепотом, было признано официально: «компетентные органы» широко прибегали к арестам невинных граждан, разнузданной фальсификации следственных материалов, широкому применению различных способов пыток — жестокому избиению арестованных, круглосуточному применению наручников при вывернутых за спину руках, длительному лишению сна, заключению арестованных в полуобнаженном виде в холодном карцере. «Такие изуверские «методы допроса» приводили к тому, — писал Берия, — что многие из невинно арестованных доводились следователями до состояния упадка физических сил, моральной депрессии, а отдельные из них до потери человеческого облика».