Читать книгу "Убийство на Рождество. Для убийства есть мотив - Фрэнсис Дункан"

Перед словом «жене» он сделал паузу. Теперь Карен Хэммонд смотрела на него во все глаза, и Тремейн видел, как болезненно она морщится.

– Вероятно, ему передали записку, – добавил он. – Записку, которую он не рискнул оставить без внимания. Признаюсь, это лишь догадки, но, по-моему, они верны. Нам известно, что Филипп Хэммонд пришел в клуб, где его поджидал убийца. Филиппа Хэммонда оглушили ударом молотка – преступник знал, что он хранится в комнате за сценой. Голову жертвы сунули в газовую духовку, убийца смотрел, как Хэммонд умирает.

Представляете, насколько чудовищной была эта сцена? Из человека медленно уходила жизнь, а преступник стоял испуганный, с гулко бьющимся сердцем, прислушиваясь к каждому шороху. Для этого понадобились хладнокровие, дьявольская жестокость и бездушная, порочная целеустремленность.

А убийца и вправду был хладнокровным – и остался таким. Об этом свидетельствует также смерть Эдит Лоррингтон. Несомненно, она приветливо улыбнулась, открывая дверь своему гостю, которого считала другом, и уже в следующий момент была забита насмерть.

С того момента как об убийстве стало известно, очевидной сделалась и неотвратимость намерений преступника. Он обрек Лидию Дэр на смерть, вонзив нож ей в грудь на темной безлюдной тропе. Бедная Лидия! Она была так счастлива. Готовилась к свадьбе и долгой жизни с любимым человеком. Тот, кто виновен в этом, должен понести наказание за свое тяжкое преступление. За ужасное злодейство, совершенное во мраке.

Тремейн помолчал, посмотрел на Сандру Борн, сидевшую как изваяние во главе стола, и проговорил:

– Была жестоко растоптана не одна жизнь, а две. Кто из нас сделал бы все возможное, чтобы предотвратить эту трагедию, окажись он поблизости? Я знаю, почти все вы были бы готовы поклясться, что Сандра, к примеру, пошла бы на любой риск, лишь бы помешать этому жестокому убийству.

Она опустила голову и пробормотала:

– Конечно, Лидия была моей подругой. Я… я любила ее.

– Нет, – спокойно возразил Мордекай Тремейн, – вы ее ненавидели.

Неожиданно он выпрямился, став грозным и суровым, и его гневный голос хлестнул ее ледяным бичом:

– Да, вы ее ненавидели! Разве не так?

Глава 18

Сандра Борн съежилась на стуле, зажав ладонью рот, глаза широко раскрылись от ужаса. Казалось, страх парализовал ее.

Мордекай Тремейн продолжил:

– Вы ее ненавидели. Ненавидели потому, что завидовали ей. А завидовали потому, что у нее было все, чего хотели вы сами. Лидия Дэр умела легко заводить друзей, находилась в центре внимания, ее расположения добивались, мужчины восхищались ею. А вы твердили себе, что вам приходится выполнять нудную и тяжелую работу и мужчины вами совершенно не интересуются.

Все считали вас преданной, покладистой, безропотной Санди, берущей на себя заботы, от которых отказываются остальные, выполняющей самые неприятные поручения ради блага окружающих. Вас воспринимали как надежную опору всей деревни, к вам всегда можно было обратиться, когда требовалось что-либо организовать или оказать кому-то помощь. Люди думали, что вам нравится заниматься подобным, быть в гуще событий: то участвовать в местных благотворительных мероприятиях, то устраивать цветочные выставки, справляться с рутинными обязанностями, каких хватает в любой деревне, и не требовать ни похвал, ни наград.

Но никто и не подозревал, что все это время зависть точила вас изнутри, медленно отравляя сердце. Вы приветливо улыбались, произносили дружеские слова, однако завидовали тем, к кому обращались, ненавидели их, желали уничтожить – за то, что они вели жизнь, которая казалась вам интереснее и богаче вашей собственной. Вы завидовали тому, что они будто бы обладают всем, чего желают, не прилагая к этому никаких усилий. Я говорю «будто бы», потому что на такие рассуждения способен лишь порочный, извращенный разум; только его хозяин полагает, что никто другой в мире не знает ни трудов, ни горестей, ни тревог.

Со временем вы возненавидели всех, кто принадлежал к кругу ваших знакомых, – считали их более удачливыми, думали, что жизнь к ним гораздо более благосклонна, чем к вам. Вы ненавидели Карен Хэммонд, потому что она была счастлива и у нее был муж, который любил ее. Ненавидели Лидию. Ненавидели всех остальных.

Мало того, вы лелеяли свою ненависть. Лелеяли ее и растили, пока она не разрослась, не овладела вашей душой и не привела вас наконец к стремлению убивать. Убивать не внезапно, не в состоянии аффекта, а хитро, изворотливо, после того как вы безжалостно, на протяжении недель и месяцев, строили планы.

Видимо, ваша зависть достигла наивысшей точки, когда вы услышали, что Лидия собирается замуж за Джералда Фарранта. Вы знали, что Мартин Воэн влюблен в нее. И когда поняли, что сразу двоим она нужна настолько, что они готовы жениться на ней, а вам никто и никогда не делал предложения, это унижение стало последней каплей для вашего злого, извращенного ума. И вы решили отомстить.

Вы написали пьесу «Для убийства есть мотив». Сочинили ее с явным умыслом провести параллель между убийствами в пьесе и убийствами в жизни. С таким расчетом, чтобы она указала полиции на виновных, когда начнутся расследования.

И тут, несмотря на ваш план, стали допускать ошибки. Вы отвезли рукопись пьесы в Кингсхэмптон, чтобы перепечатать. В машинописном бюро объяснили, что тираж этой пьесы уже распродан, а вам нужен экземпляр. Этот шаг был непродуманным, тем более что Эдит Лоррингтон дружила с владельцами этого самого машбюро, – так уж получилось, что оно оказалось единственным в здешних краях. Но вы наверняка рассчитывали, что, если начнутся расспросы о том, откуда взялся оригинал рукописи, вы всегда сможете ответить, что отвезли его на перепечатку по просьбе своей подруги Лидии. А Лидия, будучи мертвой, уже не опровергнет этого. Но вы упустили из виду один маленький нюанс. Много кто в деревне мог бы написать те или иные фрагменты пьесы «Для убийства есть мотив». Многие подозревали или догадывались о том, что Мартин Воэн влюблен в Лидию Дэр. Но к моменту написания пьесы только один человек в деревне был настолько посвящен в подробности жизни обитателей Далмеринга и вместе с тем знал, что Лидия любит другого, и этот человек – ее ближайшая подруга, Сандра Борн, которой она доверяла. В то время никто другой в деревне не знал, что Лидия Дэр вообще знакома с Джералдом Фаррантом, а тем более что любит его!

Тремейн сделал паузу. Во всем зале не слышалось ни звука – только хриплое, неровное, преувеличенно громкое дыхание женщины, которую он обвинял. Остальные сидели совершенно неподвижно, не глядя на Сандру Борн и ожидая, когда Тремейн поведает им финал трагедии, в зловещей тени которой они жили.

– Не так давно, – продолжил Тремейн, – я возил рукопись пьесы в Лондон, чтобы показать ее театральному и кинематографическому критику Аните Лейн. Поскольку мы с ней друзья, я попросил ее прочитать пьесу и высказать свое мнение. От нее я услышал, что автор пьесы – женщина, и кое-где в диалоги вкрались ее собственные мысли и желания, которыми она наделила своих персонажей. Это подкрепило мою убежденность в том, что искать Алексиса Кента долго не придется – это не кто иной, как Сандра Борн.