Читать книгу "Земля мертвых - Жан-Кристоф Гранже"

Он усадил маленькую женщину за столик, как пристраивают фигурку ангела на елочную ветку, – у нее была такая же прическа (завитые пряди) и круглые щечки, но этот ангел стоял на коленях, не способный вернуться на небо.

– Что вы хотите выпить? – спросил он.

– Кофе.

Корсо сделал заказ и положил руки на стол. Он хотел удостовериться, что они не дрожат, что он готов получить сведения, важные или нет, сохраняя хладнокровие.

Так прошло несколько секунд в медном гуле кондитерской. Выпечка проплывала над головами. Снаружи наконец пошел снег.

Принесли кофе. Сигнал для Корсо.

– Что вы хотели мне сказать?

– У меня есть информация, которая может оказаться полезна, но я не знаю, как сказать.

– Просто скажите.

Корсо различал теперь в Марте признаки, которые не могли обмануть: припухлости, трещинки на слишком сухих губах, отечные веки. Антидепрессанты, уж если на них подсесть…

Маленькая женщина хранила молчание. Слова не шли у нее с языка. В конце концов она начала с вопроса:

– Как продвигается расследование?

– Я непосредственно не принимаю участия в процессуальных действиях, но…

– Но ведь вы же в курсе успехов ваших коллег, верно?

– По последним известиям, пока ничего определенного.

– Но у вас самого есть какие-то соображения?

Корсо окинул ее взглядом снизу вверх, как скалолаз поднимает глаза и дергает страхующую его веревку. Нет, правды он ей не скажет. Мать Клаудии недостаточно крепка. Впрочем, всей правды он и сам не знает.

– Расскажите мне то, что сможет помочь, – уклонился он от ответа на ее вопрос. – Пожалуйста.

Она уставилась в свой кофе и начала помешивать ложечкой в чашке. Аромат напитка с трудом прокладывал себе путь сквозь тяжелые испарения выпечки. Она крутила ложечкой несколько долгих секунд, словно пытаясь загипнотизировать саму себя.

– Клаудия не дочь Франца.

Как ни готовьтесь к худшему, действительность всегда заткнет вас за пояс. Корсо уже понял, но ему требовались подробности происшедшего.

– Среднюю школу я оканчивала в Институте под Вязами, – начала она свой рассказ. – Это школа для девушек в Швейцарии, недалеко от Ивердон-ле-Бена, на берегу Невшательского озера.

Корсо прекрасно представлял себе карту региона: Ивердон-ле-Бен находится всего в сорока километрах от Понтарлье. То есть в охотничьих угодьях Филиппа Собески в восьмидесятые годы.

– Я была не из лучших учениц. В восемнадцать лет я еще не получила аттестат – это аналог степени бакалавра во Франции. Я частенько сбегала из школы, выпивала, ловила кайф как могла. Классическая девица, каких пруд пруди в швейцарских пансионах.

У копа не хватило терпения вдаваться в детали:

– Вас изнасиловали?

– Можно и так сказать, да. Я встретила его в баре у границы. Честно говоря, я его вообще не помню. Перед глазами какой-то bad boy, горлопан, но скорее симпатичный. Вначале я была не против, но потом все стало слишком грубо. Опять-таки воспоминания у меня смутные: я была пьяна. Все происходило на заднем дворе бара, между сортиром и помойкой. Вот как была зачата Клаудия.

Марта замолчала. У нее была своеобразная манера выражаться: швейцарский акцент выдавал некоторую вялость, но сама информация была как нельзя более жесткой.

– О дальнейшем несложно догадаться, – заговорила она снова. – Два месяца спустя я поняла, что беременна.

– И что произошло?

– Все было улажено на австрийский манер.

– Но вы же швейцарка.

– Мои родители швейцарцы, но к тому времени они давно уже обосновались в Вене. Отец был налоговым консультантом самых богатых семей города. Другими словами, он держал их за яйца.

– Что вы хотите сказать?

Улыбка на ее круглом сияющем лице. Похоже на изображение звезды в детской книжке.

– Он перетряхнул маленькое сообщество, чтобы срочно найти мне мужа. Ваш сын в качестве жениха или налоговая проверка – таков был торг. Предложения нашлись без проблем. Должна признаться, что романтическими чувствами здесь и не пахло: мой семейный очаг зародился из быстрого перетраха и угрозы шантажа. И тем не менее Клаудия родилась в полной семье, принадлежащей к высшему венскому обществу.

Корсо смотрел на лунообразное лицо с рассеянным взглядом. Завораживающе равнодушное или исполненное отчаяния. В любом случае она давно уже отчалила из этого мира.

– Вы знали, кто ваш… любовник на ночь?

– Поначалу нет. Но потом поползли слухи о деле в Опито-Нёф. Когда шел суд, я была в Швейцарии. Смотрела новости по телевизору, читала статьи в газетах. Я узнала отца Клаудии. Филипп Собески. Его мерзкая рожа мелкой шпаны, его самоуверенность сутенера. Как я могла запасть на такого подонка? Женщины – вечные извращенки.

Наконец-то все факты легко выстроились в хронологическом порядке. В восьмидесятые годы Собески свирепствовал на приграничных территориях между Францией, Швейцарией и Италией. Он соблазнял, трахал, насиловал. Бродяжничая, он щедро метал свое семя, пока его подвиги не закончились убийством Кристины Воог.

– В то время ваш муж был в курсе ситуации?

– Нет. Только наши родители действовали, понимая истинное положение вещей. Франц был всего лишь претенциозным и послушным ребенком.

– А Клаудия?

– Можно обмануть мужа, – улыбнулась она. – В принципе для того он и создан. Но невозможно жульничать с ребенком. Клаудия всегда чувствовала, что дело неладно, где-то таится ложь. Кстати, она никогда не была уравновешенной девочкой. В семь лет у нее начались депрессии. Дальнейшее ее детство превратилось в нескончаемую череду проблем. Анорексия, членовредительство, наркотики, алкоголь…

Внимательно слушая ее, коп вспоминал, что обнаружил сходство между Клаудией и Францем. Браво, Корсо, с нюхом у тебя, как всегда, отлично…

– В результате, когда дочери исполнилось двадцать, я решила все ей рассказать…

– Как она отреагировала?

– Неожиданным образом или, напротив, вполне ожидаемым, уж не знаю. Она задумала поступить на юридический и вести в суде самые безнадежные дела. Она встала горой за зло во всех его формах. Возможно, этой битвой она оправдывала поступки своего отца, а также собственное рождение.

Корсо думал прямо обратное. Клаудия никогда не была на стороне Собески. Напротив, едва узнав правду, она твердо решила покончить с ним раз и навсегда – и месть стала единственным смыслом ее существования.

Она стала адвокатом, экспертом в преступлении и лжи, специалистом по законам и способам их обойти. Но не для того, чтобы защищать преступников, а чтобы самой начать действовать.