Читать книгу "Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919) - Владимир Хазан"

Я не знаю существа происходивших там недоразумений между штабом округа в лице старого социалиста-революционера Рутенберга и Петроградским советом, но накануне моего отъезда Рутенберг говорил мне, что его требуют к ответу.

И я чувствовал, что тут начинается разрыв, а когда произошел срыв власти большевиками, я был уверен, что они в первую очередь арестуют Рутенберга. И он был арестован в первый же день (там же: 433).

В истории Октябрьского государственного переворота имя Рутенберга связывается с защитой Зимнего дворца. Как уже повелось в описаниях его биографии, здесь вновь не обошлось без выплачивания чуть ли не обязательной дани гиперболическим увлечениям и легендам. Один из авторов нью-йоркского «Русского слова», издалека обозревая события в революционном Петрограде и, возможно, поэтому несколько меняя масштабы и преувеличивая роль личности Рутенберга в истории, писал:

Рутенберг был одним из первых схвачен и посажен в крепость, потому что отсутствующий из Петрограда Керенский отдал приказание Рутенбергу заменить его в подавлении большевиков (Як. 1917: 4).

Примерно то же самое пишет вообще-то более осведомленный М. Новомейский, но здесь также не устоявший перед искушением украсить «житие» Рутенберга эффектной небылицей:

Когда из-за успешных действий большевиков Керенский был вынужден покинуть столицу, чтобы искать военной помощи за ее пределами, он призвал Рутенберга и передал ответственность в его руки: «Помогите исполнить обязанности главы правительства». В его помощники он приставил инженера Пальчинского, члена партии эсеров из Иркутска (Novomeiskii 1962:13).

К этой шаткой в фактологическом отношении конструкции Новомейский монтирует еще знаменитую легенду о предложении Рутенберга ликвидировать Ленина и Троцкого, что заставило бы историю двигаться по-другому. Правда, ориентирующийся в российских реалиях все-таки лучше, чем иностранцы, он «смягчает» ситуацию оговоркой о том, что следовать этому предложению было все равно слишком поздно (там же).

В действительности же роли распределились следующим образом: когда выяснилось, что начальник обороны Петрограда Г.П. Полковников действует нерешительно, было решено заменить его министром призрения Н.М. Кишкиным, назначив его «уполномоченным по водворению порядка в Петрограде с правами генерал-губернатора». Это решение приняли утром 25 октября на заседании Временного правительства, которое проходило под председательством А.И. Коновалова. Керенский, который в это время уже покинул Петроград, писал впоследствии, что именно Кишкин остался после его отъезда руководить обороной города (Керенский 1922а: 13). В помощники Кишкину дали Пальчинского и Рутенберга.

Как отмечал сам Керенский, накануне решающего выступления большевиков 25 октября 1917 г. в стане Временного правительства и подчиненных ему сил царили смятение, развал и измена, включая предательский план ареста самого премьера и замены его фигурой, способной обеспечить сильную власть (Керенский 1922а: 10).

Защите Зимнего дворца в день большевистского переворота и деятельности остатков «лимонадного правительства» посвящено большое количество мемуарной и исследовательской литературы. Ее анализ указывает на то, что нет никаких оснований представлять дело так, будто бы Рутенберг был главным организатором обороны последней цитадели российской демократии. Не случайно его имя отсутствует в целом ряде воспоминаний рядовых защитников Зимнего дворца, для кого он был и остался неведомой фигурой (см., скажем, воспоминания адъютанта Школы юнкеров А.П. Синегуба (Синегуб 1922: 121-97) или кадета 2-й Петергофской школы прапорщиков К. де Гайлеша (Гай-леш 1971: 6–7), ср.: Суханов 1922-23, VII: 159–222, и др. Более того, у некоторых современников боевая дружина, оставшаяся защищать Зимний, и Рутенберг в их числе, вызывала ироническое недоверие. 25 октября 1917 г., накануне падения Временного правительства, В. Амфитеатров-Кадашев сделал в своем дневнике запоминающуюся запись:

Ну какой же полководец назначенный чем-то вроде диктатора Николай Михайлович Кишкин2! Со шприцем для впрыскивания мышьяка я его очень представляю, но с пушкою??? Или – «военный генерал-губернатор Пальчинский»? Или, наконец, тоже получивший какую-то воинскую должность милейший Петр Моисеевич Рутенберг, который боится даже незаряженного пистолета3? Ведь это же курам на смех, а тут хотят, чтобы за ними шли на смерть люди, ими непрерывно в течение 8-ми месяцев оскорбляемые в угоду как раз тем, кто сейчас осаждает Зимний (Амфитеатров-Кадашев 1996: 492).

Как бы то ни было, но в тот день, который вскоре будет объявлен «началом новой исторической эры», Рутенберг находился среди тех, кто, пусть и тщетно, пытался отстоять завоевания Февральской революции. В ночь с 25 на 26 октября в 2 ч. 10 мин. защитники Зимнего дворца были арестованы. Имя Рутенберга фигурировало в списке комиссара Г.И. Чудновского14 наряду с именами других 17 арестованных министров: морского министра Д.Н. Вердеревского, министра призрения Н.М. Кишки-на, министра торговли и промышленности А.И. Коновалова (он же действующий министр-председатель), министра земледелия С.А. Маслова, министра путей сообщения A.B. Аиверовско-го, управляющего военным министерством A.A. Маниковского, министра труда К.А. Гвоздева, министра юстиции П.Н. Малянтовича, председателя Экономического совета С.Н. Третьякова, министра государственного контроля М.Г. Борисова (Рафеса), государственного контролера С.А. Смирнова, министра народного просвещения С.С. Салазкина, министра финансов М.В. Бернацкого, министра иностранных дел М.И. Терещенко, министра почт и телеграфов А.М. Никитина, министра религии A.B. Карташева и товарища министра торговли и промышленности Пальчинского (Browder, Kerensky 1961, III: 1790, и др.).

Дж. Рид в своей знаменитой книге «Десять дней, которые потрясли мир» писал об этом так:

«Пожалуйста, товарищи! Дорогу, товарищи!» В дверях появились солдат и красногвардеец, раздвигая толпу и расчищая дорогу, и позади них еще несколько рабочих, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками. За ними гуськом шло с полдюжины штатских, то были члены Временного правительства. Впереди шел Кишкин, бледный, с вытянутым лицом; дальше Рутенберг, мрачно глядевший себе под ноги; Терещенко, сердито посматривавший по сторонам. Его холодный взгляд задержался на нашей группе… Они проходили молча. Победители сдвигались поглядеть на них, но негодующих выкриков было очень мало. Позже мы узнали, что на улице народ хотел расправиться с арестованными самосудом и что даже были выстрелы, но солдаты благополучно доставили их в Петропавловскую крепость… (Рид 1987/1919: 121).

Ср. в воспоминаниях одного из арестованных министров – А.М. Никитина15:

Толпа набросилась на нас с криками: расстрелять их, кровопийцы наши, поднять их на штыки, к черту автомобили и т. д. Толпа прорвала окружавшую нас охрану, и если бы не вмешательство Антонова, то я не сомневаюсь, что последствия были бы для нас очень тяжелыми. Нас повели пешком по Миллионной, по направлению к Петропавловской крепости. Антонов в пути все время торопил нас, опасаясь самосудов. Мы шли, окруженные разъяренной толпой. Когда мы вышли на Троицкий мост, нас встретила новая толпа солдат и матросов. Матросы кричали: «Чего с ними церемониться, бросайте их в Неву». Нам снова грозила опасность. Тогда мы взяли под руки караульных и пошли с ними шеренгой. В это время с другого конца моста началась усиленная стрельба. Стреляли красногвардейцы, а также вооруженные солдаты с автомобиля. Сопровождавшая нас толпа моментально разбежалась, что и спасло нас от самосуда. Мы все легли на землю вместе с караульными (это не совсем верно: трое министров: Ливеровский, Терещенко и Третьяков – последний особенно открыто и демонстративно – остались стоять). Стрельба длилась долго, и только когда мы выслали вперед караульных, которые объяснили, что это – свои, стрельба прекратилась. Мы встали и были приведены в крепость (цит. по: Милюков 2001/1921-24: 625).