Читать книгу "Метро 2035 - Дмитрий Глуховский"

Его разбирал смех.

Боялся разрыдаться, а изо рта наружу смех полез, как пена у бешеного.

– Артем!

Он увидел Аню. Встал перед ней на колени.

– Прости меня.

– Артем, что с тобой?

– Что, на Чеховскую, правда? – спросил Тимур. – Туда вот-вот фашисты вернутся. Может, Полянка все-таки?

– Нет. Открой герму. Наверх. Наверх пойду.

– Что?!

– Артем!

– Открывай герму! Открывай!

– Артем, что с тобой?

– Пойдем наверх, Анечка! Наверх! Наверх.

Глава 23

Свои

– Вон они! Вона!

Через решетку перил, снизу вверх почудились, нет, не почудились черные бутсы.

– Беги!

– Открывай ворота! Открывай, говорю!

– Ты с винта, что ли?.. Ты без химзы…

– Я – нормальный! Ну?! Сдохнем тут из-за тебя, кретина! Ну!!

– Где он?! Где они?!

– Дай руку! Не выпускай!

– Я с вами. Я с вами. Я не хочу тут.

– Хер с тобой… Куда хоть там-то? Что тебе наверху?!

Переворачивая столы, перепрыгивая через скамьи, опрокидывая квохчущих браминов, помчали в обратный конец станции. Орденские высыпали из перехода, раскатились по платформе свинцовой дробью.

Долетели до гермоворот, ткнули охране ствол в рыло, завертели винты-запоры, потянули тонну стали по рельсам: стало отходить без желания в сторону; втиснулись в щель, взлетели по ступеням.

Откуда в Артеме остались силы? Откуда – жизнь?

Гнались за ними. Грохотали по граниту. Шли по пятам. Стреляли на бегу, но на бегу и мимо. Галдел разоренный курятник. Замерла створа ворот. Щель оставалась узкой – за кулисы. Сквозь нее лезли бойцы в черном, а брамины от нее жались подальше, чтобы не получить чужую дозу.

Выскочили в вестибюль: Артем, Аня, Тимур и Илья. На выигранную секунду успели взломать наружную дверь, вывалиться голыми в стылую московскую ночь.

– Тут что?!

– Здесь… Здесь оставили… Погоди… Вон она! Руку. Туда!

Пригибаясь – бегом вдоль молчащей Библиотеки, где Артем когда-то страх оставил; под ее незрячими окнами, под слоновьими тумбами ее колонн, по отставшим от стен мраморным плитам. Черные сзади вылетели следом из вестибюля Боровицкой, похожего на вход в усыпальницу. Засомневались – по улице без защиты.

– Наглотаемся сейчас! Тут фонит – знаешь, как…

– Вот. Здесь. Она? Она!

Савелия отбуксированная японка. Брошенная, когда Летяга отлучал их от глушилок. Когда? Сто лет назад; Савелия нет – его люди снесли и утоптали на Комсомольской: в первый же день своей службы в Ордене погиб и пропал без вести. А машина его – вот. Стоит, ждет хозяина.

Артем подергал ручки по кругу, влез через забытый багажник. Под пассажирским ковриком – запасной ключ. Савелий сказал на Комсомольской. Завещал как будто. Вставил ключ, крутанул. Ожило.

От Боровицкой отделились все же, решились, черные фигуры.

– Внутрь давайте!

– Куда вы?!

– На ВДНХ! К своим. Домой. Рассказать им!

– Я – нет. Я остаюсь. Что мне там? Я с ними договорюсь!

– Лезь в машину, идиот!

– Это же наши! Я договорюсь. Постой… Забыл. Вот. Твое? Отдали.

Достал – черно-серый, тусклый – наган.

– Мое.

Сунул Артему в открытое окно.

– Спасибочки, бля.

– Все! Езжай!

Тимур поднял руки, развернулся и зашагал к бегущим навстречу черным бесам. Артем перекрестил его мысленно. Вжал газ.

От Охотного ряда, от Тверской ветер принес сгусток звука: рык мотора.

Рванули с места. Развернулись с визгом, резина задымила. Аня – слева, на переднем пассажирском; Илья Степанович, хвост не пришитый, сзади болтается. Задраили окна.

В зеркале заднего вида безгласно, как тряпичный, повалился на землю Тимурчик, упал поднятыми руками вперед. И туда же, в его черную рамку, еще через секунду влетел бронированный внедорожник.

Тормознул у тела. Потушил фары. Уменьшился. Растворился.

Неслись по Воздвиженке, по всем местам, где Артем сотню раз хаживал: а теперь – в последний раз. Глядели порожне с обочин вслед мчащейся японке чьи-то выклеванные черепа, выеденные здания, высохшие деревья.

И обглоданной луной было чуть подсвечено пустое небо. В небе было звезд наколочено, как в ту ночь, когда Артем вышел с Женькой наверх, хитростью заставив его и Виталика отпереть гермозатвор на Ботаническом саду.

– Помнишь, Жень?

– Хватит, Артем. Пожалуйста.

– Прости. Я больше не буду. Правда.

Мигнуло-кануло Министерство обороны из костяно-белой извести, прошмыгнул склепик станции Арбатская. По правую руку стояли прямо и узко высотки в двадцать с чем-то этажей, похожие на бойцов, забытых на победном параде. По левую шли дурацкие и величественные растопыренные дома Калининского, с самыми большими в какой-нибудь Европе рекламными экранами, теперь выгоревшими дочерна. Часовые отдавали Артему честь. Экраны показывали ему его прошлое и его будущее.

– Как дышится? – спросил он у Ани.

– По-другому.

Вспомнил, как тут был в первый раз – два года назад. Как тут все было иначе. Тогда была тут жизнь – выморочная, чужая – но копошилась. А теперь…

Артем поглядел в зеркало. Показалось, что где-то вдалеке преследует их сгусток темноты; показалось?

Повернул круто, с визгом, на Садовое, и по Садовому пошел в прогрызенной колее, мимо посольства Соединенных Штатов, сожженного на костре, мимо высотки на Краснопресненской – для нежити построенной, с колом на крыше, мимо основательных гранитных домищ, в честь чучела названных «сталинками», мимо площадей-бомбовых кратеров, мимо переулков-траншей.

Смотрел и думал: мертвое к мертвым.

– Домой? – спросила Аня.

– Домой, – ответил ей Артем.

Праворукая пуля-японка выскочила на Проспект Мира; нарушил разметку, погнал на восток. Проскользнули под эстакадой – пересечением с Третьим кольцом; вынесло на мост над железной дорогой, проложенной где-то по самому дну темноты. Еще немного – и поднялась над деревьями застывшая в небе ракета, музей глупой космонавтики, сигнал о близком ВДНХ.

Снова причудилось позади движение. Даже обернулся на секунду; и чуть не влетел в скособоченную фуру, еле успел отвернуть.

Шныряя между ржавыми консервами, знакомой тропой выбрались к входному павильону – к родной станции; машину загнал за киоск обмена валюты – железный куб. Спрятал.