Читать книгу "Последний завет - Сэм Борн"

— Разумеется, табличке еще предстоит пройти независимую экспертизу. Конечно, с участием обеих сторон. Но это будет потом. А пока необходимо сделать кое-что другое.

Мэгги взяла паузу, давая им возможность переварить услышанное.

— Что другое? — наконец спросил ее Халиль аль-Шафи.

— Завещание необходимо обнародовать. И сделать это должны представители обеих сторон. Было бы неправильно, если бы это сделала я. Ведь я по большому счету здесь чужая. Нужно завтра же созвать пресс-конференцию и озвучить то, что зафиксировано на табличке. Будут присутствовать Ури Гутман и Мустафа Нури.

Мэгги смотрела пресс-конференцию по телевизору, находясь в своем гостиничном номере. От идеи личного присутствия она отказалась сразу. Во-первых, ей не хотелось снова спасаться от журналистов. Во-вторых, сама ее профессия не предусматривала статуса «первой скрипки». Она всегда должна находиться за кулисами и делать все, чтобы представление шло своим чередом.

Ей было интересно, как именно все пройдет. Кто зачитает свой текст первым? Ярив или аль-Шафи?

Они ее удивили. Первым взял слово аль-Шафи и прочитал начало завещания по-английски:

— «Я, Авраам, сын Тераха, пред лицами тех, кто собрался вокруг меня, свидетельствую. Земля, в которую я отводил сына своего для предания его в жертву Всевышнему, — гора Мория…»

Затем он глянул на Якова Ярива, и тот продолжил читать вслух:

— «…эта гора стала причиной раздоров между двумя сыновьями моими, нареченными Исааком и Измаилом. Пред лицами тех, кто собрался вокруг меня, завещаю я, что гора Мория да будет отдана…»

Ярив и аль-Шафи вновь переглянулись, а потом продолжили в один голос:

— «…им обоим и потомкам их. Да узнают они и потомки их, что земля эта принадлежит не одному, но всем, отныне и во веки веков. Да будут они хранить и лелеять ее, и защищать во имя Всевышнего создателя, властителя над ними и нам всеми нами. Да будет так не по воле моей, Авраама, уроженца Ура, но по воле Всевышнего. Я, Авраам, сын Тераха, скрепляю свидетельство свое печатью своей, в Хевроне, сегодня, в присутствии обоих сыновей своих».

ЭПИЛОГ

Иерусалим, два дня спустя

Все необходимые документы лежали перед ней, собранные в тоненькой черной папке. На ключевых стадиях переговоров чем меньше бумаг, тем лучше. В сущности, достаточно одного-двух документов и блокнота в несколько страниц. И лишь после того как все обговорено и согласовано, на столе как по волшебству возникают кипы бумаг — в первую очередь политические карты. Но до этой стадии им еще предстояло добраться.

Мэгги окинула спокойным взором зал, в котором коротала свое одиночество. Огромный круглый стол, массивный и старый, как и все в этом доме. Дом напоминал своей винтажной обстановкой отель «Американская колония», он был свидетелем тех же былых времен и тех же имперских амбиций. Мэгги вновь сверилась с часами. Она пришла на двадцать минут раньше остальных. Что ж, ей недолго осталось ждать…

Совместная пресс-конференция двух лидеров имела еще более впечатляющий эффект, чем тот, на который она изначально рассчитывала. Телевидение — все-таки сентиментальная, почти женская игрушка. Один вид этих старых боевых слонов, зачитывавших в унисон слова, определившие судьбу их народов, наверно, выбил слезу у тысяч и тысяч зрителей. Средства массовой информации всего мира вновь и вновь смаковали подробности случившегося, а сенсационные признания Брюса Миллера как-то быстро отошли на задний план. Время обвинений ушло, наступило время согласия. Со всех сторон раздавались голоса, что война, которая велась в этом регионе на протяжении всех последних десятилетий, есть, в сущности, преступное отступление от судьбы, уготованной для этой земли самой историей. Свежий номер журнала «Тайм» вышел с изображением Авраама на обложке, взятого с какой-то древней литографии, и крупным заголовком: «Миротворец».

Всю ночь после пресс-конференции ей названивали на мобильный Амир Таль и Халиль аль-Шафи. Оба интересовались, что она хотела бы получить за удивительный, исторический шанс их народам, за политическое бессмертие им самим.

— Я хочу лишь одного: чтобы мирные переговоры немедленно возобновились, — сказала Мэгги не раздумывая. — И чтобы лидеры сторон говорили с глазу на глаз. В присутствии одного посредника.

Завещание Авраама не оставляло оппонентам выбора — они обязаны договориться о мире. Необходимо было согласовать кучу разных вопросов, восстановить то статус-кво, которое было нарушено неделю назад, и довести однажды начатое до логического конца. Мэгги отвела им на все про все несколько дней. Она четко дала понять, что на следующей неделе лидеры двух сторон непременно должны поставить свои подписи под финальным текстом мирного договора, ибо так завещал Авраам.

— И еще… — добавила она напоследок.

— Я слушаю вас, мисс Костелло, — кивнул Халиль аль-Шафи.

— Я весь внимание, мисс Костелло, — подбодрил ее Амир Таль.

— Я хочу, чтобы единственным посредником на переговорах была я сама.

Разговор этот состоялся два дня назад. В последние сорок восемь часов Мэгги тщательно готовилась к тому, что должно было начаться в этом зале с минуты на минуту. Она перелопатила тонны разных текстов. На нее работала целая армия переводчиков с иврита и арабского. Они валились с ног от усталости, но Мэгги ежечасно подбрасывала им все новые задания.

За все это время она лишь раз увиделась с Ури. Трогательной кульминацией той пресс-конференции стали сердечные объятия между ним и Мустафой, сопровождавшиеся вспышками десятков фотокамер и громовой овацией журналистов. Поздно вечером они встретились в ночном клубе «С кем бы побегать», где им открылась тайна виртуального Женевского озера.

— Мы тут по-прежнему самые старые… — с улыбкой проговорила Мэгги, наткнувшись при входе на обкуренного мажора в рваных джинсах и с «ирокезом» на голове.

Они обменялись впечатлениями от пресс-конференции и справились о ближайших планах друг друга. Ури сказал, что ему необходимо разобраться с родительским имуществом.

— Твой отец все-таки здорово удивил тебя, не так ли?

— Знаешь… Весь мир будто свихнулся из-за этой таблички. Отец все очень четко предвидел. И больше всего меня поражает тот факт, что он, правый радикал, прочитал текст завещания и не уничтожил его, а позаботился о том, чтобы мир узнал о нем.

— В конце концов, он был в первую очередь ученым.

— Да, но не только поэтому он так поступил. Помнишь, он все говорил о том, что эта табличка «способна изменить все, весь наш мир»? Так вот, Мэгги, я думаю, табличка начала свое триумфальное шествие по современной жизни с того, что изменила моего отца.

Чуть позже Мэгги аккуратно перевела разговор на Брюса Миллера и рассказала обо всем. Расчет Миллера строился на том, что Мэгги вступит с Ури в близкие отношения и тот приведет их всех к табличке. Фактически она выполнила роль «сексуальной приманки», и она до сих пор не могла примириться с этой мыслью — настолько она была унизительна.