Читать книгу "Арабская принцесса - Таня Валько"

– Самое главное – это найти задержанных, – в разговор включается Маха. – Нужно распутать клубок.

– Есть только один человек в нашей семье, который в Эр-Рияде знает всех. У него есть связи на самых высоких уровнях, – отвечает Хамид с трубкой у уха.

– Уже звоню дяде, – вскакивает на ноги Фахад. – Только не рассказывай ему подробно, в чем дело, потому что он может позвонить королю и обругать его.

– Мохаммед?! Приезжай! Как можно быстрее! Неприятности с Исрой и ее мужем. – Присутствующие сосредоточились на словах Хамида, которые тот выкрикивает в трубку. – Да, это из-за того ролика, мы так думаем.

Через полчаса ожидания и нервного заламывания рук, собравшиеся неожиданно слышат звук открывающейся двери и подскакивают.

Дядя бодро входит в гостиную.

– Wallahi! Что тут творится?! Кто так смеет относиться к моей семье?!

– Кто так смеет вообще так относиться к людям? – тихо поправляет его Фатима, обнимает старичка, а тот даже не отодвигается, только осторожно похлопывает расстроенную женщину.

– Ja szabani… ja hadz… – все здороваются с прибывшим мужчиной, после чего уже более подробно рассказывают ему о том, что стряслось, и описывают не слишком веселую ситуацию.

– Сейчас звоню губернатору Эр-Рияда! – нервно выкрикивает старейшина рода. – Пусть себе не думает, что он существует только для представительства и для того, чтобы торты разрезать на народные праздники!

– Нет, не будем стучать так высоко, – возражает Хамид, который предвидел подобную реакцию. – Достаточно главного коменданта полиции и какого-нибудь юриста.

– Ты прав, сынок! – глава рода тяжело вздыхает и садится в кресло. – Что эта девочка кому плохого сделала? Я смотрел этот ролик. Ничего в нем такого не было, а что женщины хотят водить машины, то… и правы. Не вижу в этом ничего безнравственного, это бы нас, мужчин, только выручало.

Собравшиеся согласно кивают, а женщины смотрят на седого старца с обожанием.

– Могут прицепиться к чему-нибудь другому, – Фахад знает, что происходит, но чувствует себя виноватым в том, что подбил женщин поместить фильм в Интернете.

– А к чему? – хмурится старичок.

– Публично осуждала фатву, провозглашенную святым, неприкасаемым имамом, касающуюся запрета на вождение автомобилей женщинами. Его назвала шовинистом, а изданный декрет – анафемой. Если захотят, то могут ее даже обвинить в выступлении против религиозного вождя, тем самым мусульманского закона, а отсюда уже рукой подать до осуждения и критики ислама и идолопоклонства.

– Нет! Это невозможно! Это вообще чушь! Что ты говоришь?! – в такое никто не хочет верить.

Дядя решает не вдаваться в бесплодную дискуссию и не строить предположения.

– Так или иначе, нужно наших родственников как можно быстрее вытягивать из тюрьмы. Хамид, сынок, – обращается он к своему любимцу и ближайшему коллеге. – Найди мне в этом аппарате Мохамеда ибн Файсала. Давай, парень, звони!

После пятнадцатиминутного телефонного разговора старичок начинает раздавать поручения.

– Девушки! Слушайте! Отправляйтесь наверх и попробуйте найти все возможные документы Рахмана и брачный контракт. Нет ничего более внимательного, чем женский глаз, – смеется он. – На вас наша надежда.

Женщины безропотно встают и направляются на второй этаж.

– Что ж, с Рахманом как мужчиной не будет хлопот. Думаю, что уже сегодня он будет ужинать дома, но Исра… – у Хамида полно плохих мыслей. – Никто из нас ее не вытянет. Нет выхода, мы должны ждать ее отца.

Марыся задерживается на выходе: именно в это время ей приходит в голову гениальная мысль.

– Послушайте! Если из нашей невинной поездки по городу мы сделали международное событие, то сейчас должны придерживаться того, что делом интересуется весь мир.

– Нужно бить на масс-медиа! – Маха просто хлопает в ладоши. – У меня есть знакомый в CNN, уже звоню.

– А я в ВВС. Он, правда, живет в Джидде, но мы можем купить ему билет в бизнес-класс, только бы он приехал в Эр-Рияд, – подключается Фатима.

– Может, еще Аль-Джазира. В конце концов, это свободный телевизионный арабский канал, который смотрят в целом мире, – дядя, несмотря на преклонный возраст, соображает быстро и прекрасно ориентируется также во всех современных средствах массовой информации.

Марыся и не надеялась, что спровоцирует такую лавину инициатив.

– Я подумала о знакомой юристке, которая давно занимается защитой прав женщин и детей.

– Кто это?

– Муна Юнис.

– Та, что защищала нашу десятилетнюю девочку, выданную замуж за сладострастного старика-извращенца?! – две феминистки просто подскакивают от возмущения.

– Та самая. Она могла бы связать нас с Amnesty Internation[98].

– Гениальная мысль! Самая лучшая! Звони ей, женщина! Сейчас же! – даже надутый Хамид теперь смотрит на жену с благодарностью.

– Послушайте, ее визитка у меня дома, я уже лечу, – решает Марыся, срываясь на бег.

– А мы – наверх за документами, – две оставшиеся женщины направляются к лестнице.

– Я просмотрю авиалинии из Дубая в Эр-Рияд и точно узнаю, в котором часу Мохаммед приземлится. – Хамид рыщет в Интернете. – Я заберу его из аэропорта.

Дядя садится удобнее в кресле и, сжимая в руке ручку трости, жестко смотрит перед собой.

– Двигайтесь, мои дети! За работу! Не дадим никому обидеть нашу семью! Руки прочь от моей семьи! – шипит он сквозь стиснутые зубы.

* * *

Через семь дней не имеющую никакой связи с внешним миром Исру вытягивают из камеры на расправу. Согнувшись из-за высокой температуры и страшной боли в гниющей, инфицированной ране на животе, она плетется за толстой охранницей на подгибающихся ногах. На ней по– прежнему грязная, смердящая чадра. «Наверняка во время процесса уже будет мой отец, – радуется она, не в состоянии дождаться встречи с любимым папочкой. – Ведь не могут же они вынести приговор женщине, если нет ее махрама!» В этом девушка убеждена. «А если его не будет? – все же опасается она. – Почему он меня еще не посетил? Почему я по-прежнему тут? При связях моей семьи это просто странно. Это однозначно свидетельствует о том, что неизвестно, в чем меня обвиняют. Они могут это сделать показательно, чтобы запугать других женщин, чтоб тем не повадно было сопротивляться мужчинам и нарушать запреты», – приходит она к страшному выводу и все больше дрожит. По ее спине пробегает дрожь. Она сжимает губы, стараясь сдержать плач, но не выдерживает и тихонько всхлипывает. Она с трудом сглатывает и вытирает нос в покрывало, плотно заслоняющее ее опухшее и побледневшее лицо. Несчастная едва тащится, тихо волоча босые ноги по прохладному полу. Она хотела бы отсюда бежать, но некуда.