Читать книгу "Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Кен Фоллетт"

Никто не догадался накормить его обедом, и на него вообще не обращали внимания, а потому он съел упаковку имбирных бисквитов и вышел через заднюю дверь, сказав встретившемуся по пути мистеру Глибу, жившему в трех домах ниже по улице, что отправляется к тетушке, где будет смотреть передачи по ее новому цветному телевизору.

Он шел и пытался во всем разобраться. Когда он ходил пешком, становилось легче думать. Если что-то сильно озадачивало его, он любил смотреть на машины, на витрины магазинов и на случайных прохожих, чтобы через какое-то время беспорядок в голове улегся.

Поначалу он действительно направился в сторону дома тетки, но потом вспомнил, что на самом деле ему нужно было вовсе не туда; мистеру Глибу он сказал о ней, чтобы тот не пытался встревать и создавать ему проблемы. А потому пришлось задуматься, куда именно он собирался пойти. Он остановился, разглядывая витрину магазина грампластинок, тщательно разбирая буквы на пестрых обложках и пытаясь понять, слышал ли он эти песни по радио. У него был свой проигрыватель, но на пластинки вечно не хватало денег, а музыкальные вкусы родителей не совпадали с его собственными. Мамочке нравились слезливые мелодии, папа слушал духовые оркестры, Билли же полюбил рок-н-ролл. Он знал только еще одного человека, обожавшего рок-н-ролл. Тони Кокса. Тони…

Вот! Он отправился искать как раз Тони Кокса.

И Билли повернул туда, где, по его мнению, должен был располагаться район Бетнал-Грин. Ист-Энд он знал очень хорошо: каждую улицу, каждую лавчонку, все пустыри, оставшиеся после военных бомбардировок, все свалки мусора, каналы и парки, но не имел целостной картины окрестностей. Он прошел квартал снесенных домов и вспомнил, что здесь жила когда-то бабушка Паркер, которая упрямо продолжала сидеть в своей гостиной, пока дома по обе стороны от ее жилища разбирали по кирпичу. Но потом она заболела воспалением легких и умерла, избавив местный совет по градостроительству от заботы, как с ней поступить. Билли нравилось слушать ее историю. Это напоминало что-то из телевизионных сериалов. Вот и получалось, что он знал каждую часть пейзажа Восточного Лондона, но мысленно не мог соединить их в единое целое, в общую картину. Ему были знакомы Коммершиал-роуд и Майл-Энд-роуд, но он понятия не имел, что они ведут в Олдгейт и там сливаются. Но, несмотря на это, ему всегда удавалось найти дорогу домой, пусть порой на это уходило больше времени, чем он ожидал. А когда ему случалось иногда всерьез заблудиться, Старина Билл непременно подвозил его на заднем сиденье своей патрульной машины. Папочку знали все легавые района.

Добравшись до Уоппинга, он снова забыл, куда держал путь, и подумал, что хотел, наверное, посмотреть на корабли. Билли пролез через дыру в ограде. Ту самую дыру, которой они воспользовались с Белоснежкой и Толстяком Томсом, когда поймали крысу и приятели сказали Билли непременно отнести ее домой мамочке, которая, мол, с радостью приготовит ее на ужин. Она, разумеется, вовсе не была рада презенту. При виде крысы мама подпрыгнула чуть не до потолка, уронила пакет с сахарным песком и завизжала. А позже только плакала и повторяла, что люди не должны так жестоко подшучивать над Билли. А они над ним издевались то и дело, но он все прощал, потому что хотел иметь хоть каких-то друзей. Ему это было приятно.

Он немного побродил по округе. У него создалось впечатление, что здесь было больше кораблей в годы его малолетства. А сегодня он увидел только один. Зато судно выглядело очень большим и глубоко сидело в воде, а названия на борту он так и не сумел разобрать. Группа мужчин протягивала трубу от корабля в сторону склада.

Билли некоторое время наблюдал за ними, а потом спросил у одного из мужчин:

– Что это у вас?

Мужчина в матерчатой кепке и в жилетке посмотрел на него.

– Это вино, приятель.

Билли несказанно удивился.

– Целый корабль? Полный вина?

– Да, малец. Шато Марокко. Выдержки примерно с прошлого четверга, – все его товарищи покатились со смеху, но Билли ничего не понял, хотя тоже рассмеялся вместе с ними.

Мужчины продолжали молча трудиться, а потом один из них поинтересовался:

– А ты-то зачем здесь околачиваешься?

Билли на минуту задумался и признался:

– Я уж и сам забыл.

Мужчина внимательнее пригляделся к нему и пробормотал что-то на ухо соседу. Билли расслышал только часть ответа:

– …Чего доброго, еще свалится в трюм с этим пойлом.

Тогда первый мужчина отправился внутрь склада.

Через какое-то время оттуда появился портовый полисмен.

– Этот парнишка? – спросил он у рабочих.

Они закивали, и коп обратился к Билли:

– Ты, часом, не заблудился?

– Нет, – ответил Билли.

– Куда же ты идешь?

Билли хотел сказать, что не идет никуда в особенности, но эти слова ему самому показались неправильными. И внезапно вспомнил:

– В Бетнал-Грин.

– Хорошо, следуй за мной, и я выведу тебя на верную дорогу.

Всегда стремившийся избирать пути наименьшего сопротивления, Билли пошел рядом с полицейским к воротам пристани.

– А живешь где? – спросил коп.

– На Йю-стрит.

– Мамаша знает, где ты гуляешь?

Билли понял, что полисмен был еще одним мистером Глибом, и ему требовалось соврать.

– Да, я иду к своей тетке.

– Уверен, что знаешь, как до нее добраться?

– Конечно.

Они подошли к воротам. Коп еще раз изучающе присмотрелся к Билли, после чего принял окончательное решение:

– Ладно, отправляйся к своей тетке. Только не болтайся больше у причалов – тебе лучше держаться от них подальше.

– Спасибо, – сказал Билли.

Он всегда благодарил людей, если не знал, что еще сказать. И двинулся вдоль по улице.

Теперь почему-то все стало гораздо легче вспомнить. Папочка попал в больницу. Он теперь останется слепым, а виноват в этом был Тони Кокс. Билли знал одного слепца. Точнее, двоих, если считать Косого Тэтчера, который становился слепым, только когда отправлялся в Вест-Энд со своим аккордеоном. А по-настоящему ничего не видел только Хопкрафт, живший одиноко в своей вонючей квартире на Собачьем острове и ходивший с белой тростью. Неужели папе тоже придется носить темные очки и передвигаться очень медленно и осторожно, обстукивая тротуар перед собой такой же палкой? Эта мысль огорчила Билли.

Знавшие его люди думали, что Билли не способен огорчаться, потому что он никогда не плакал. Кстати, так они и поняли его отличие от других детей еще в младенчестве: он мог сам себя поранить, но при этом не плакал. Только мамочка иногда говорила: «Он на самом деле все чувствует, но никогда не подает вида».

На что папочка любил ответить: зато наша мама плачет за двоих сразу.