Читать книгу "Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Кен Фоллетт"

Продай он пятьсот десять тысяч акций прямо сейчас, то недосчитался бы всего нескольких тысяч фунтов. Но сбросить сразу весь пакет по рыночной цене не представлялось возможным. А биржевая котировка продолжала падать. Допустим, он лишится сразу двадцати тысяч фунтов. Но гораздо сильнее окажется психологический удар – пострадает его репутация как неизменного победителя во всех своих операциях.

Чем еще он рисковал? Как собрался Кокс распорядиться информацией, полученной от Ласки. Несомненно, в преступных целях. Однако Ласки мог и не знать об этом, и его невозможно было привлечь к ответственности за соучастие в криминальном сговоре.

Существовал, правда, еще британский закон о сохранении государственной тайны – мягкий, если сравнить с аналогичными законами некоторых стран Восточной Европы, но все же он исполнялся неукоснительно. По этому закону считалось преступлением выманивание у государственного служащего конфиденциальных данных под любым предлогом. Доказать, что именно в таком деянии был повинен Ласки, представлялось трудной, но отнюдь не невозможной задачей.

Он спросил Питерса: «Важный день?» И тот ответил: «Да, сегодня один из самых важных дней». Потом Ласки сообщил Коксу: «Это произойдет сегодня». Что ж, если Кокса и Питерса убедят дать показания, то Ласки несдобровать. Вот только Питерс, казалось, даже не догадывался, что выдает тайну, и никому не придет в голову наводить у него справки. Предположим, Кокса арестуют. Британская полиция умела выжимать из людей показания, хотя не прибегала для этого к бейсбольным битам. Кокс может признаться, что получил наводку от Ласки. Потом полицейские проверят его перемещения сегодня и смогут установить, что утром он пил кофе с Питерсом…

Но все это выглядело крайне маловероятным. Куда больше заботило Ласки сейчас скорейшее завершение махинации с акциями Хэмилтона.

Зазвонил телефон. Ласки снял трубку.

– Алло!

– Это с Тредниддл-стрит. Мистер Лей просит соединить его с вами, – сказала Кэрол.

Ласки про себя охнул.

– Наверняка речь пойдет о «Хлопковом банке». Перенаправьте его на телефон Джонса.

– Он уже звонил в «Хлопковый банк», и ему сказали, что мистер Джонс уехал домой.

– Уехал домой? В такое время? Хорошо. Я сам отвечу.

До него донесся голос Кэрол: «Соединяю вас с мистером Ласки».

– Ласки? – Вот этот голос и тональностью и произношением сразу выдавал потомственного аристократа.

– Я вас слушаю.

– Говорит Лей из Банка Англии.

– Добрый день, мистер Лей.

– Добрый день. Послушайте, старина… – Ласки закатил глаза, услышав подобное обращение к себе. – Вы выписали чек на очень крупную сумму для «Фетта и компании».

Ласки побледнел.

– Боже мой! Неужели они уже успели предъявить его к оплате?

– Да. Мне показалось, что на нем еще не успели высохнуть чернила. Но проблема в том, что чек выписан от имени «Хлопкового банка», а это маленькое и слабое финансовое учреждение не способно обеспечить должное покрытие. Вы меня понимаете?

– Разумеется, понимаю, – великосветский поганец разговаривал с ним как с несмышленым дитятей. Это и раздражало Ласки больше всего. – Очевидно, мои указания по организации платежа не были в полной мере выполнены. Хотя вполне вероятно, сотрудники банка посчитали, что имеют в своем распоряжении некоторый период времени.

– М-м-м. Положим. Но все-таки благоразумнее иметь фонды в своем распоряжении, прежде чем выписывать подобные чеки, не правда ли? Просто для полной уверенности.

Ласки пытался быстро соображать. Проклятье! Этого бы не случилось, сделай они объявление в положенный срок. И куда, черт побери, запропастился Джонс?

– Вы, должно быть, уже поняли, что чек выписан в уплату за контрольный пакет акций корпорации «Хэмилтон холдингз». Мне представлялось, что сами по себе эти ценные бумаги смогут послужить обеспечением…

– О нет, мой дражайший, о нет! – перебил его Лей. – Так дела не делаются. Банк Англии не позволяет вовлекать себя в спекулятивные биржевые сделки.

Верно, не позволяет, подумал Ласки, но если бы объявление уже прозвучало и ты бы знал, что «Хэмилтон холдингз» получила ценнейшую нефтяную скважину, то запел бы по-другому и не стал поднимать шума. Только теперь до него дошло: в Банке Англии, скорее всего, знали о судьбе нефтяной лицензии, и досталась она не Хэмилтону. Вот в чем причина столь срочного звонка. Он почувствовал прилив озлобления.

– Послушайте, вы все же банк, пусть и государственное учреждение, – сказал он. – Я уплачу вам хороший процент за отсрочку в двадцать четыре часа…

– Банк Англии не занимается подобными денежными операциями.

Ласки не сдержался и повысил голос:

– Вы прекрасно знаете, что я легко покрою треклятый чек – мне лишь нужно немного времени! Если вы отвергнете его, на моей репутации будет поставлен крест. Неужели вы готовы уничтожить человека из-за паршивого миллиона, невозможности всего одной ночи отсрочки и своих тупых традиций?

Тон Лея стал теперь совершенно ледяным:

– Мистер Ласки, наши, как вы изволили выразиться, тупые традиции существуют именно для того, чтобы уничтожать деловые репутации людей, выписывающих необеспеченные чеки. Если фонды не поступят сегодня же, я буду вынужден просить получателя средств подать жалобу и аннулирую чек. Говоря о реальных сроках, у вас осталось примерно полтора часа, чтобы положить в банк на Тредниддл-стрит сумму ровно в один миллион фунтов стерлингов. Всего хорошего.

– Да пошел ты… – в сердцах выругался Ласки, но на линии уже установилась тишина.

Он с грохотом бросил трубку, чуть не сокрушив пластмассовый аппарат. Мысли его метались. Должен же существовать способ оперативно собрать этот хренов миллион… Или нет?

Пока он говорил по телефону, ему был подан кофе. Он даже не заметил, как Кэрол входила в кабинет. Ласки сделал глоток и скривился.

– Кэрол! – выкрикнул он.

– Да? – она приоткрыла дверь и вошла.

С багровым лицом, весь дрожа, он швырнул тонкую фарфоровую чашку в металлическую урну, где сосуд со звоном разлетелся вдребезги.

– Этот кофе совершенно холодный, что б тебе пусто было!

Девушка развернулась и выбежала из комнаты.

Два часа дня

Глава двадцать шестая

Юный Билли Джонсон хотел разыскать Тони Кокса, но все время забывал об этом.

Он ушел из дома очень скоро после того, как они все вернулись из больницы. Его мама много кричала и плакала, в доме толкались полицейские, а Джэко забрали в участок, чтобы он помог с расследованием. Постоянно навещавшие их родственники и соседи только усугубляли неразбериху. А Билли любил тишину и покой.