Читать книгу "Писатели и советские вожди - Борис Фрезинский"

Андре Жид действительно хорошо понимал людей и ситуацию; в Москве ему пришлось немало общаться с М. Кольцовым, которого он узнал еще в Париже. Вот как он описал умную манеру общения, которую избрал Михаил Ефимович: «Обычно любезный, Кольцов кажется особенно откровенным. Я хорошо знаю, что он не скажет ничего лишнего, но он говорит со мной таким образом, чтобы я мог почувствовать себя польщенным его доверием»[894]. Говоря о московских воспоминаниях А. Жида, упомянем еще его рассказ о попытке Н. И. Бухарина повидаться с Жидом с глазу на глаз: «На другой день после нашего прибытия в Москву ко мне явился с визитом Бухарин. Он был еще очень популярен. В последний раз, когда он появился на каком-то собрании, публика приветствовала его овациями. Однако незаметно надвигалась уже опала Бухарин пришел один, но не успел он переступить порог роскошного номера, предоставленного мне в „Метрополе“, как вслед за ним проник человек, назвавшийся журналистом, и, вмешиваясь в нашу беседу с Бухариным, сделал ее попросту невозможной Спустя три дня я встретился с ним на похоронах Горького… Он взял меня под руку и, наклонясь ко мне, спросил: „Могу я к вам через час зайти в Метрополь?“ Кольцов, видевший, как Бухарин подходил ко мне, тотчас отвел его в сторону. Я не знаю, что он мог ему сказать, но, пока я был в Москве, я Бухарина больше не видел»[895].

21 июня в ЦПКиО состоялся митинг, посвященный годовщине Парижского конгресса писателей; на нем выступали Кольцов, А. Жид, Арагон, Бехер, Корнейчук и др. (объявлены были также выступления Бабеля и Пастернака, но они не появились[896]). 26 июня «Литературная газета» посвятила А. Жиду страницу, а он в это время уже отправился в поездку по стране, а потом предполагался его почти месячный отдых в Грузии…

Во время пребывания Жида в СССР заболел скарлатиной и умер в Севастополе писатель Эжен Даби (ему не исполнилось и 38 лет); в Москве А. Жид застал процесс над сподвижниками Ленина Зиновьевым и Каменевым и узнал об их расстреле. Настроение к концу поездки было у него не самое радостное; кроме того, Ж. Шифрин вполне хорошо владел русским, и Жид бесперебойно получал независимую от официальных переводчиков информацию (о ней можно судить по «отчетной» книге писателя о его поездке)…

Кольцов — Сталину; 8 июля 1936 г.

Товарищ Сталин,

Андрэ Жид в крайнем напряжении ожидает приема у Вас. (Его отъезд на юг намечен на 10 июля).

Отказ в приеме глубоко омрачит его. Я полагаю, что он действительно заслуживает быть принятым — ибо это и есть тот писатель мирового масштаба и влияния, который сейчас активно возглавляет международную интеллигенцию, преданную СССР.

Если прием невозможен — нельзя ли тогда хотя бы короткую встречу — где-нибудь в театре или в другом месте? Андрэ Жид будет в отчаянии, если так и уедет, не получив личного контакта с Вами.

Мих. Кольцов[897].

Сталин не удостоил Андре Жида специальным приемом (ни с газетными фотографиями, как Роллана, а потом Фейхтвангера, ни без сообщений в прессе, как Барбюса): по-видимому, НКВД донесло о настроениях и высказываниях писателя и его сопровождения.

2 августа 1936 г. «Известия» напечатали письмо А. Жида к Л. П. Берии с похвалами Грузии, где до конца июля Жид отдыхал со своими друзьями…

Осенью в Париже Андре Жид в строжайшей тайне работал над книгой «Возвращение из СССР». Мальро и Эренбург были в Испании, где шла развязанная франкистами гражданская война. Мальро, узнавший о работе Жида, Эренбургу об этом сказал.

10 октября 1936 г. Эльза Триоле сообщала об А. Жиде в Иностранную комиссию Союза писателей и в ВОКС М. Я. Аплетину: «Наш старый друг очень благодарен за оказанное ему гостеприимство, и потому ничего особенно плохого от него ждать не следует, даже если его произведение, скорее дневник, не будет сплошным „Ура!“. Все это, конечно, только наши предположения, так как я видела его только один раз, а Арагон — совсем мельком»[898].

21 октября секретарша А. Жида записала содержание своей встречи с секретарями Ассоциации писателей в доме у А. Мальро[899]. Подчеркнем, что Эренбург с несомненной тревогой ждал книги Жида: он понимал свою ответственность, хотя, пожалуй, не был главным в мощной «раскрутке» (если тут уместна современная лексика) Андре Жида в СССР. Поэтому Эренбург стремился как-то повлиять если не на текст Жида, то хотя бы на время выхода книги.

Вот соответствующие страницы «Записок маленькой дамы»:

«25 октября 1936. В тот момент, когда мы садились за стол, раздался телефонный звонок Эренбурга, который спросил, когда он может приехать к Жиду. Он уезжает в Испанию и спешит. Он настаивает на срочной встрече, ему нельзя отказать. Ясно, что он хочет что-то сообщить в СССР о Жиде, но Жид не хочет ничего говорить, отвечает туманно, он пытается перевести разговор на процессы в Москве, говорит, что он очень взволнован, и говорит для успокоения Эренбурга, что он не пишет об этом в своей книге, что правда.

26 октября. Эренбург сегодня утром пришел повидаться с Жидом. Он был очень хитер. Впечатление, что он точно знает содержание книги Жида и тот удивлен этим (гораздо больше меня). Но как могло быть иначе с неистребимой болтливостью Жида. Да, Эренбург знает примерно все — и одобряет! он добавляет к этому, что, если б захотел, сам написал бы еще больше!.. Мысль запретить публикацию для него неприемлема, но он считает, что сейчас публикация несвоевременна. Он настаивает, чтобы Жид отсрочил выход книги, напечатал бы ее после Испанской войны[900]. В такой момент, — говорит Эренбург, — когда Россия предпринимает невероятные усилия, чтобы помочь Испании нельзя на нее нападать. Он настаивает, чтобы Жид поехал в Испанию, и Жид понимает, что ему следует доказать: он не отказывается от коммунизма и в тот момент, когда выходит его книга. Он поедет с Пьером Эрбаром, которого уговорит, ведь тот собирается в Париж раньше, чем предполагалось…