Читать книгу "Мендельсон. За пределами желания - Пьер Ла Мур"

Она обратила своё полное, живое лицо к Феликсу, и слабая улыбка тронула её губы.

— Видите ли, герр директор, я раньше гуляла с Гансом. Это было два года назад, и я была моложе. И стройнее. Он сказал, что хочет на мне жениться, но вы знаете, что люди думают об актрисах, и я решила, что это повредит его карьере. Поэтому я ответила ему, что уже замужем, а это было ложью. Так что этим всё и кончилось, а в прошлом году его сделали начальником полицейского участка, и с тех пор я его мало видела, хотя он всё ещё живёт в том же районе и время от времени заходит ко мне по вечерам, и я кормлю его. Теперь вы понимаете, герр директор, почему я не могу идти к нему жаловаться. Он бы убил меня.

— С сегодняшнего дня ты будешь жить здесь, поняла? — сказал Феликс мягко, но уверенно. — Фрау Мендельсон позаботится о тебе, она это хорошо умеет. Если нужно, она вызовет врача. И пожалуйста, не приходи на репетиции некоторое время: певцы и так напуганы.

Магдалена слабо кивнула и извинилась за беспокойство, которое причиняет ему.

— Я сделаю всё, что вы скажете, герр директор. Помните, в Рождество вы уже говорили мне, чтобы я пожила здесь. Но тогда я не боялась. А теперь боюсь, по-настоящему боюсь. — Её голос задрожал. — Вам тоже, герр директор, лучше быть осторожным. Вы сейчас в опасности. — Она встала, сделала несколько шагов к двери, затем обернулась с необычной улыбкой на губах. — Как странно, что мы встретились после стольких лет, не правда ли? Я вижу, что вы не помните, но однажды вечером у Фридриха вы стояли за кулисами и наблюдали за Анной, а я ждала своей очереди. Я легонько толкнула вас, но вы даже не обратили на меня внимания... Господи, вы были так красивы! Мы все завидовали Анне. Но ей всегда везло. Она даже нашла себе мужа...

Она вздохнула и открыла дверь.

— Ну, спокойной ночи, герр директор.

— Спокойной ночи, Магдалена.

Несколько минут Феликс смотрел невидящим взором на колеблющееся пламя свечи. В его памяти воскресли воспоминания. Театр Фридриха, Анна Скрумпнагель, Лейпцигерштрассе... Жизнь, такая беспечная и спокойная, — неужели она действительно была его? И этот красивый молодой человек, ожидающий за кулисами, — неужели это был он?..

В волнении Феликс заставил себя подняться и пошёл к репетиционному сараю. Когда в тот вечер он вернулся в свой кабинет, то нашёл там герра Ховлица, который всё ещё работал.

— Я думал, вы ушли домой, — сказал Феликс.

— Я хотел кое-что закончить, — ответил банкир, захлопывая бухгалтерскую книгу, — но почти готов уйти. Как прошла репетиция?

Феликс обречённо вздохнул:

— Пришло едва ли пятьдесят человек. Они всё ещё поют, но не вкладывают в пение душу. Огонь погас, это конец. Кстати, вчера избили Магдалену.

— Я заметил за обедом её синяк. — В голосе Ховлица слышался упрёк, но он воздержался от комментариев.

Он встал, и Феликс помог ему влезть в тяжёлое зимнее пальто. Они спустились вниз в молчании. Феликс взял возле двери фонарь, и они пересекли двор, придерживая рукой шляпы, чтобы их не унёс неослабевающий ветер.

— Интересно, чем это всё кончится, — горько усмехнулся Феликс, закрывая дверцу экипажа. — Пожалуйста, будьте осторожны, герр Ховлиц.

Банкир высунул в окно своё морщинистое лицо:

— Мой дорогой Феликс, в моём возрасте ничто уже не имеет большого значения. Пойдите и поспите. Вам нужно отдохнуть.

С фонарём в руке Феликс вернулся в дом и взобрался по деревянным ступеням на второй этаж. Когда он входил в спальню, то заметил, что свеча на его столе всё ещё горит. Он наклонился, чтобы задуть её, и заметил письмо. Узнав изящный почерк Карла Клингемана, он сорвал сургучную печать и начал читать.

Его губы задрожали и рука бессильно повисла.

«Она умерла», — сказал он самому себе.

Феликс уставился на собственную тень на стене. Она была мертва... Слава Богу, она погибла сразу, когда её карета перевернулась на Эдинбургской дороге и упала в овраг... Наверное, для такой странницы, как она, было естественно умереть в дороге. Ромола, которая сопровождала её, умерла несколько часов спустя. Бедная Ромола, ворчливая, любящая, преданная до самого конца... «Ваша знаменитая светлость... Клянусь в этом Мадонной делла Салюте...»

Он постарался припомнить Карисбрукский замок, коттедж с черепичной крышей у ручья, Дрезден, их первую ночь, когда она ждала его в комнате. Образы едва возникали в его мозгу. Он слишком устал, чтобы глубоко чувствовать. Чтобы страдать, нужно быть здоровым.

Феликс подошёл к фортепьяно, нажал на клавишу. Она смеялась на этой ноте... Он заметил это в тот день — только три месяца назад, но казалось, что прошли годы, — когда они проезжали по Вогельвизскому лесу.

Её смех слабым эхом отдавался в его ушах, а лицо медленно проплывало перед глазами. Затем всё исчезло — и смех и лицо, — уходя в вечность, становясь всё расплывчатее, удаляясь в ничто, из которого на мгновенье возникло.

Теперь не осталось ничего, кроме его тени на стене и капли жёлтого света на кончике фитилька, скорбно раскачивающегося в нежном прощальном привете.

Два дня спустя Сесиль и герр Ховлиц сидели в кабинете, притворяясь, что поглощены своими делами.

— Думаете, этот ветер когда-нибудь прекратится? — спросила она, не поднимая глаз от вязанья.

— Сомневаюсь, — ответил он с горечью.

Как обычно, банкир писал в своих гроссбухах, но не в своей обычной спокойной, методичной манере. Он выглядывал из окна, покусывая кончик пера и засовывая в ноздри понюшки нюхательного табака.

— У вас трудности с этими токсичными испарениями? — поддразнила Сесиль.

Ховлиц что-то пробормотал в ответ и захлопнул коробочку. Некоторое время он казался поглощённым своей работой, но скоро его нервозность выдала себя снова.

— В чём дело? — На этот раз Сесиль сложила руки на коленях и в упор посмотрела на него. — С утра вы ведёте себя весьма странно. Вы, случайно, не начинаете паниковать, как все остальные? Ну, пожалуйста, скажите, в чём дело.

Он повернулся и посмотрел ей прямо в глаза:

— Сегодня утром я получил сообщение от моего главного кассира. Феликс ранен. — Ховлиц увидел, как она побледнела, и быстро добавил: — Ничего серьёзного. Кто-то бросил в него камень, когда он входил в Гевандхауз.

Она вскочила на ноги, подбежала к двери спальни. Он ещё успел окликнуть её:

— Пожалуйста, Сесиль, не ходите...

Но она уже выскочила из кабинета.

Несколько минут спустя Танзен в развевающемся на ветру зелёном шарфе ломал хлыст над двумя несущимися галопом лошадьми, и Сесиль мчалась по Рейдницкой дороге. Съёжившись в уголке, с остановившимися в напряжённом ожидании глазами, с белым лицом, она смотрела, как в окна хлестали ветви деревьев, когда большие жёлтые колеса пробивали себе дорогу и подпрыгивали на замерзшей колее.