Читать книгу "Кавалер умученных Жизелей - Павел Козлов"

– И пусть играет на здоровье, если нравится и деньги позволяют. Он не имеет никакого отношения к Альцшулер. Ведь внучка Маргариты вышла за него, когда и знать не знала этой бабушки.

А в то же время к господину Нойкину пробрался мужичок, что разговаривал с Таисией Авдеевной. Как выше говорилось – Эдуард.

– Я, извините, комендант у Маргариты, живу на даче, получаю от жильцов аренду, – успел он только обратиться.

Как, неожиданно, его вдруг отвлекли – Таисия Авдеевна, и рядом – следователь Порываев.

Она хотела защитить несчастного Валеру, точнее – его память. Ведь вкралось к Порываеву сначала подозрение, что это Шанцев погубил несчастную Марго.

– Минуточку, любезный Эдуард Семенович, – Таисия проговорила это очень вкрадчиво. – Давайте вспомним день, когда мы с вами виделись у Маргариты последний раз.

– А что, я всё прекрасно помню, – не сомневался Эдуард, и стал смотреть то на Таисию, а то – на Порываева настороженным взглядом, в котором был резонный интерес – а в чем вопрос?

– Вам Маргарита в этот день представила мужчину, молодого человека. Не вспомните ли, что она сказала?

– Она сказала про него, что он её жених. Но, думаю – шутила, – тут Эдуард Семенович конкретно глянул на майора, подумав, и с какой же это целью хочет Таисия Авдеевна вручить столь мелочные сведения сотруднику милиции? Ведь то, что этот человек – из органов, дотошный Эдуард добился от Таисии ещё перед кремацией. Старик был впрямь незаменим как комендант и сторож, поскольку он всегда всё знал.

– А что вам этот парень говорил, когда повез домой? – Таисия хотела уточнить всё до конца. Но Эдуард мгновенно открестился.

– Куда – домой? Он только и довез до эстакады, – чуть не с обидой усмехнулся Эдуард, – ваш парень даже пошутил: мол, вот старуха губы раскатала – кавказский долгожитель ей жених. И высадил меня не у того метро. Ещё вопросы?

И комендант пошел опять искать, где Нойкин. Таисия Авдеевна смотрела ему вслед, и неожиданно сказала Порываеву:

– Представить только – Эдуард когда-то домогался Маргариты, обхаживал, хотел жениться.

– Неужто? – вежливо поддакнул ей майор. – Когда же это было?

– Как только Маргарита схоронила близнецов, – ответила Таисия и двинулась к автобусу.

Порываев поспешил к своей машине – он видел, что американка там, и ждет.

А Эдуард Семеныч договорился с Нойкиным, что утром в понедельник Сергей появится в Ильинском – теперь он сам возьмется брать от арендаторов оплату, и сохранять для будущих владельцев. И хочет посмотреть на дом, чтоб объективно информировать наследников.

Литературные потуги Катерины

– Где нам удобней побеседовать? – спросил Олег Андреевич у грустной спутницы, как он запомнил – Аллы Гольдиной, опустошенной горем гражданки США.

– Мне надо в центр, – гражданка размышляла вслух. – Но я взяла с собой бумаги, документы, вам надо ознакомиться. И я, что надо – расскажу. Так, может быть, к вам в офис?

– Значит – в центр, – промолвил Порываев. – А после отвезу, куда вам надо.

Дороги были незагружены, до центра добрались минут за двадцать. Она молчала. Ведь ехали, чтоб Порываев задавал вопросы. Но Алла вдруг сама спросила:

– Вы окончили юрфак?

– Ну, да, – он удивился, – получал образованье.

– Из философии – не вспомните, что есть свобода выбора?

Он посмотрел на эту Гольдину с огромным удивлением. Немного помолчал, потом спросил:

– Я не могу понять, о чем вы говорите. Верней – зачем? Вступление к тому, что вы хотите рассказать?

– Да, это верно, – кивнула Гольдина. – Мне кажется, что мы сумеем говорить, чтоб понимать, – добавила она слегка косноязычно.

Они приехали и скоро оказались в кабинете. Порываев уж собрался спрашивать, но Гольдина опять сама заговорила. Как бы нуждаясь в подтверждении своих предположений:

– Вы занимаетесь убийством Маргариты? И думаете, может, что способствовал племянник? Или – Валера Шанцев? Он так стремительно погиб, и у него ключи.

– Про Шанцева доподлинно известно – он тут не причем, – отмел одну из версий Порываев. – Он целый день и вечер находился дома, он работал. Там множество свидетелей – родители, соседи заходили.

– А я ещё скажу вам, что для него везла контракт – на целый год в Париже, в небольшом музее, реставратором. С Валерой я была знакома, он был на крыльях, как узнал об этих перспективах.

– А про пропажу двух картин, вы ничего не знаете?

– Вот я-то всё как раз и знаю. И именно Валера помогал мне их продать. Но только, раз мы разбираемся – давайте по порядку. И про племянника вам тоже будет ясно. Я рассказала Катерине после свадьбы, она решила записать, чтобы потом была история семьи. Чем мне рассказывать – пройдитесь по её запискам, займет не слишком много времени. А что там непонятно – объясню. И, напоследок, я скажу из философии: «Свобода есть свободный выбор между разными аспектами возможностей».

Алла вынула из сумки файл с листками той истории, записанной Катюшей.

Сначала шли воспоминанья Аллы после свадьбы Катерины, со слов:

«Борис Альцшулер не был в Вильнюсе два года, с тех пор, как умерла Агнешка», и далее, до слов: «Его теперь никто не мучил – он потерял сознание» – отрывок существует в тексте (смотрите выше).

Но Порываев всё внимательно прочел, естественно, что с самого начала. Вот что записано у Катерины дальше:

«Тем летом братья изувечили парнишку, не удержав на злополучной крыше. Удар был сокрушительно жесток, и повредились половые железы. А хуже, чем физическая травма – у мальчика случился нервный срыв. В двенадцать лет – какие нервы у ребенка? С душою тонкой и настроенной к искусству?

Он долго тогда в клинике лечился, там, в Вильнюсе, под боком тети Инги. Туманные прогнозы терапевтов неутешительно готовили к проблемам – мужские функции стояли под вопросом, а, если быть точней – под знаком минус. Как следствие жестокого падения явилась «эректильная дисфункция с посттравматической частичной атрофией», что уж скрывать – «репродуктивных органов». Все, важное для будущего мужа, разбито при падении с козырька. А главная и страшная проблема – ребенок плачет и не хочет больше жить.

Ах, эта тетушка, великая Ингиба!

Она работала в различных направлениях, и ряд из гормональных препаратов, принесший ей всемирную известность, был – все к тому вело – не за горами.

Но все ж, сначала, сделали лекарство с эффектом, корректирующим память. Тот психотропный Ингин препарат по формуле был очень необычен, а по эффекту – поразительно хорош. Он был, как корень мудрости для каждого, удваивал хорошее из прошлого, топил тревожный гнет воспоминаний.

А Ингеборга знала лишь одно: «Малыш в беде, во мне спасенье ищет. И, значит, я спасу, или умру!»