Читать книгу "Лето бородатых пионеров - Игорь Дьяков"

1 июля наступило утро, первое утро моей безотцовщины.

Полковник Василий Чекмарев обстоятельно объяснил последовательность действий: крест варят, взвод для разбрасывания лапника готов, машины выделены, с ГДО договорились.

Женщины хлопочут о поминках. В столовой отца знали все, а меня называли Игорьком, после чего я узнавал женщин, которых не видел лет 20–25.

Предстояло самое страшное: морг.

Заехали в «Ритуал». Гроб, обтянутый, уже был отложен накануне добрыми соседками. Остальное я докупил.

Через двадцать минут мы были в Наре. Долго сновали в поисках милицейского чина, который не понадобился. Потом нашли небольшой домик с пристройкой, обитой оцинкованным железом.

В «предбаннике» две молодых парней в зеленых халатах играли в шахматы.

– Это пожилой, который вчера с велосипеда?… – спросил один.

Нас повели через зальчик с «подготовленным» телом в мертвецкую. Там находилось трое или четверо покрытых простынями тел. Проводник мой указал налево. Там у стены под покрывалом лежал… – я медленно приоткрыл – мой мертвый папа. Только что он, черноволосый и остроглазый, подбрасывал меня, трехлетнего, под потолок нашей минской времянки; только что берег мой краткий сон студента, бесшумно готовя завтрак; только что гудел созданный им драмкружок, а сам он читал чуть ли не всего Есенина; только что мы вместе участвовали в соревнованиях части по плаванию; только что, только что… Никогда больше!

Голова его была повернута вправо. Правую часть лица закрывала спекшаяся кровь. Левая рука была оттянута назад, как перед прыжком в воду. Выражение лица было спокойным, хотя к нему еще не прикасались посмертные гримеры. Седые, но никак не старческие, густые вихры отца были последним толчком к невероятной надежде на то, что смерть его – страшный сон. Надежде, в тот же миг и умершей. Вместе с частью меня самого.

Наша борьба

«В семьях пропавших, успевших стать отцами, уже поднялись не только дети и внуки – правнуки. И для многих продолжается трагедия недосказанной правоты», – пишет ветеран войны из Сочи Николай Петрович Галкин (из книги «Я это видел»).

Это мучительное чувство присуще всем мыслящим людям, унижаемым тошнотворными штампами многолетней пропаганды.

Снова и снова повторим: героизм как таковой достоин почести и памяти – в этом никто не смеет сомневаться. Но проявления героизма как таковые «не обнимают» всей темы войны. Случается и такое, когда этой, во многом частной и эмоциональной стороной явления, прикрывают глобальную суть самого явления. На этом основывается обычное: «Что ты несешь? Мой дед воевал!» Тогда получается, что манипуляторы общественным сознанием «попросту» спекулируют на святых чувствах. Кто может усомниться в подвиге наших отцов, дедов, прадедов? Но кто смеет нам, их потомкам, пытаться запретить докапываться до корней такого явления, как война, при этом сохраняя в неприкосновенности священную память?

Еще два соображения.

Первое. Разве немцы не совершали подвигов? 16-летние подростки, например, фаустпатронами уничтожили целую тысячу советских танков на улицах Берлина.

И второе: всякий ли подвиг ведет в рай, извините за пафос? Охранник, принявший пулю, прикрывая собой патрона-олигарха, который ограбил тысячи и тысячи соотечественников охранника – действовал геройски?…

Ну бойня была, искусственная бойня! За которой тщательно следили скрытые силы, чтобы регулировать взаимоистребление.

В конце апреля 2005 года в «Известиях» был опубликован фрагмент недавно рассекреченного дневника майора НКВД И. С. Шабалина (естественно, участника гражданской войны). В нем живо видится картина именно бойни.

«6.9.41. Армия не является таковой, какой мы привыкли (ее себе. – И. Д.) представлять. (…) Положение с личным составом очень тяжелое. Почти весь подобран из людей, родина которых занята немцами. Они хотят домой.(…) Люди иногда не возвращаются из разведки.

6.10.41. Руководство фронта (Брянского. – И. Д.) потеряло управление и, вероятно, голову. Было бы лучше предоставить армии возможность самостоятельных действий.

7.10.41. Противник подошел сзади и окружил почти 3 армии, т. е. по меньшей мере 240 тысяч человек.(…) Мы сдавали города почти без боя». И – немаловажное замечание в дневнике от 12.10.41: «Население здесь не очень дружелюбно. Это нужно отметить».

С другой стороны: «2.10.41. Вчера был захвачен военнопленный немец, оборванный и обовшивевший молокосос. Настроение у них нисколько не воинственное. В голове у них пустота, буквальный мрак. Я этого не ожидал. (…) 3.10.41. Силы (немцев. – И. Д.) в сравнении с нашей армией, видимо, истощены, и наше отступление кажется немцам отчасти неожиданностью. 5.10.41. Немцы идут в атаку во весь рост. Наши солдаты буквально косят их».

Обобщение майора НКВД от 4.10.41: «Две бессильные армии стоят друг против друга, одна боится другую».

Перелом в пользу немцев: «5.10.41. Немецкие солдаты имеют только куртки, они снимают с убитых красноармейцев шинели и носят их. Для отличия отрезают рукава до локтей.»

«Это не война, а пародия», – восклицает майор, сгинувший в окружении, как и 90 тысяч солдат и офицеров 50-й армии…

Нельзя рассматривать Великую Отечественную как «пародию», товарищи ветераны, а также в ней павшие! Нельзя подвергать сомнению отшлифованные многолетней пропагандой мифы о войне! Иначе вы попадете в разряд фашистов, ревизионистов, ну и, естественно, антисемитов!

Но куда деваться от «нестандартных» воспоминаний? Вот ветеран из Витебска рассказывает такую «простую историю» времен начала войны.

Немцы интернировали евреев. Голодом не морили, но держали в строгости. Сердобольные белорусы с воли тайком передали хлеб, что было запрещено. Немцы посуровели. Хлеб передали еще раз. Тогда оккупанты построили плененных иудеев и спросили: «Кто передавал незаконные посылки?» А те же – милые, склонные к причитаниям, многоречивые и сентиментальные люди, которые не хотят никаких конфликтов – взяли, и выдали тех, кто приносил им хлеб. Немцы ради своего «орднунга» двоих сердобольных белорусов и расстреляли.

Подобных историй было немало. Но, несмотря на их характерность, вспоминать их – дело, недостойное интеллигента и вообще порядочного человека.

Есть, наконец, история, в которой, на мой взгляд, сконцентрировался истинный смысл войны. Остановлюсь на ней подробнее.

Моим первым учителем был видный экономист и гебраист Валерий Емельянов. В 1978 году нам, четырем 20-летним студентам «первого призыва» – 1975-го – международного отделения факультета журналистики, он прочитал две лекции по 8 часов (!) каждая. Как оказалось позже – бумаги, в которые он время от времени заглядывал, были рукописью знаменитой его работы «Десионизация». Вскоре после этого было инспирировано убийство жены Валерия Николаевича, он 7 лет провел в «психушках» и был фактически спасен великим хирургом Федором Угловым, попавшим в «книгу Гиннеса» благодаря тому, что и в 100-летнем возрасте продолжал делать операции. Тем не менее, Емельянов, в прошлом – спортсмен-альпинист, вышел на волю инвалидом. Чем его кололи в «психушках» – я не знаю.