Читать книгу "Семь стихий мироздания - Ирина Крупеникова"

— Нам не нужна власть над вами, равно как и над другими жителями Структуры. Мы хотим знать, почему вы решили найти нас и показать путь к Зеркалу Судьбы?

Магистр чуть приподнял жезл и среди коленопреклоненных встал один.

— Этот человек начал поиск избранников. Он утверждает, что Зеркало Судьбы послужит орудием против чужаков, проникших в наши Миры. Говорите с ним.

Он отступил, а перед друзьями предстал невысокий коренастый человек средних лет. Его колючие глаза недоверчиво смотрели на людей, как глаза дикого зверя. Движения были резки и несколько развязны, а меч, который по каким-то здешним правилам он вынужден был носить, никак не соответствовал его угловатой с первого взгляда даже неуклюжей фигуре. Большой рот готов был в любую минуту скривиться в дерзкой усмешке, а мощная нижняя челюсть шевелилась в такт невысказанным мыслям.

Данила впился взглядом в удивительно знакомое лицо. Он почему-то знал эти холодные глаза, эти грубые руки, полусжатые в кулаки.

— Пэр, кто это? — прошептал он.

Призрак застыл в воздухе за его спиной.

— О, нет… Данька, это твой отец!

Александр Гаюнар неуверенно шагнул к Даниле и остановился.

— Пэр, зеленый пройдоха! — воскликнул он. — Не думал я, что увижу тебя опять. А кто этот парень, за которого ты прячешься? Неужто он и есть мой отпрыск?

— А что, не нравлюсь? — тут же ощетинился Данила.

Старший Гаюнар расхохотался.

— Лучше и я бы не мог ответить! Иди сюда. Может быть меня и убили, но смерть я потерял заранее. Так что не трусь, я не покойник.

И протянул сыну руку.

Данила часто представлял себе, что бы сказал Гаюнару при встрече. Но, как всегда бывает, реальность оказалась безмерно далека от навеянных ностальгией иллюзий. Он просто крепко пожал сухую жилистую ладонь отца.

— У тебя отняли Смерть, а меня наделили Жизнью, — грустно улыбнулся он.

— Я тебе не завидую. Жизнь, парень, штука гадкая. Но я не о тебе, не обижайся.

— А где… мама?

Александр прищурясь, посмотрел на тусклое солнце.

— Женщины сюда не попадают. Знаешь ли, чтобы родить, они должны иметь очень много Смерти. Даже у Великих не хватило бы силенок ее отобрать. Твою мать убили Кочевники. Вот почему я, даже не живущий, хочу стереть этих тварей в порошок.

— Поэтому ты искал Стихии?

— Правильно. А теперь валяй к своим, успеем поболтать на досуге. Вы все славно держались!

За иллюминаторами не было видно ни малейшего движения. Магистр увел своих сотоварищей и предоставил гостям полную свободу действий. Александр Гаюнар ушел вместе со всеми, отказавшись подняться на борт звездолета. «Я ему больше не хозяин, — сказал он. — Это дом Семи Стихий.» Аполлон и Артемида, встретившие людей с неописуемой радостью, ни на шаг не отходили от Данилы. Он, вопреки отвратительному настроению, приласкал собак, и неожиданно на душе стало легче, а усталость неохотно отступила от тела.

Донай водрузил Меч Смерти на его привычное место под барельефом, прихрамывая прошел через кают-компанию и в изнеможении опустился в кресло в дальнем углу.

— Я чувствую себя как после трех суток непрерывной скачки, — пробормотал он.

— А я хочу только в душ, — промямлила Юлька.

— Ты же уже купалась! — воскликнул призрак, единственный из всех сохраняющий бодрый вид.

Грег и Гор оживились.

— Пэр, как получилось, что ты начал говорить? — дружно спросили они.

Тот пожал прозрачными плечами.

— Понятия не имею!

— Голос, речь, звук находятся под эгидой Воздуха, — объяснила Серафима. — Ты впервые объединился со своей Стихией, и она заняла пустующие ячейки твоей сущности.

Она оборвала речь на вдохе и мельком взглянула на Гай-Россов.

— Каковы наши планы, капитан? — нарушил наступившее молчание Оливул.

— Отдыхать. Всем без исключения. Решения принимать будем на свежую голову. Донай, как у тебя дела?

Ви-Брук вяло потянулся.

— Утром буду как новенький. Обязуюсь.

— Серафима, а твоя рука? — спохватилась Юлька.

— Все нормально, — ответила женщина и, помедлив, показала правую кисть.

На тыльной стороне ладони и на предплечье поблескивала медная чешуя.

— Чему ты не восстановила человеческую кожу? — удивился Пэр.

— Увы, я не умею трансформировать ткани так, как хочу. После повреждения регенерация неуправляема и проходит по правилам Посредника.

Данила внутренне вздрогнул, но охватившее его волнение никак не проявил. Только собаки, почуяв состояние хозяина, заерзали возле его ног.

— Вахта не требуется, — объявила напоследок Каляда. — Советую всем хорошенько выспаться.

На Волке постепенно воцарились покой и тишина. После стольких приключений самая стать была провалиться в долгожданные глубины сна, но спасительное забытье проскальзывало мимо, и Данила лежал с открытыми глазами, слушая спокойное дыхание спящих друзей. Еще в первые дни, когда они собрались на Волке, кто-то обмолвился — а не сделать ли отдельные каюты для каждого, ведь место вполне позволяло. Тогда для реализации этой идеи не нашлось времени, а теперь про нее уже никто не вспоминал.

Пэр, перевернувшись спросонья, вытек из светильника под потолком. Прибор натянуто загудел. Гаюнар посмотрел на зеленую дымку, расплывшуюся по всей комнате, и улыбнулся: призраку снились сны, и клоки тумана плавно принимали причудливые формы его видений. Разобрать что-либо среди неясных фигур Даниле не удалось, и он вновь вернулся к своим невеселым мыслям. Он был уверен, что Серафима спит, спит глубоким нечеловеческим коротким сном, и не может слышать отголоски образов его сознания. А он думал о ней и о себе…

На какое-то время Гаюнар все же забылся, и очнулся, когда Пэр принялся дергать его за плечо.

— Данька, Данька!.. Ну наконец-то, — увидав, что друг открыл глаза, призрак присел на край его койки. — Ты здоров?

— Отстать, — пилот хотел отвернуться к стене.

— Ты стонал во сне, и я решил тебя разбудить. После возвращения из Игры ты стал сам не свой. Что с тобой происходит, Данила?

Тот молчал.

— Каляда? — призрак грустно смотрел на друга.

— Я испугался, Пэр. И она это поняла.

— Ты не был готов к откровению.

— Это не оправдание. Вчера я сжег мосты — сказал ей… В общем, ты знаешь. А теперь… Нет. Пэр, я буду любить ее всю жизнь! Мне плевать, что ее папаша был Посредником. Мне плевать, что у нее вместо кожи чешуя! И даже если я для нее пустое место, презренное трусливое создание, я все равно буду любить.

Пэр задумчиво качался в воздухе.