Читать книгу "Мятеж - Ханна Мэтьюсон"

подлокотники кресла, и желудок Кассии резко сжался. Она готовила себя к тому, чтобы руководить этой встречей, так как знала, что та должна была состояться. После того как она ощутила на себе гнев дедушки, часть мужества покинула ее.

– Дедушка, – сказала она, вздохнув с облегчением от того, что ее голос не сорвался и приветствие разнеслось по комнате.

Джупитус наклонился со своего стула, чтобы повернуться к ней.

– Иди сюда, – сказал он, и она подчинилась.

Кто-то поставил другой стул напротив его. Кассия посмотрела на него, затем перевела взгляд на своего дедушку.

Ей показалось странным, что она ничего не слышала о нем или от него во время своего выздоровления, но не осмелилась спросить. Возможно, он просто был занят устранением последствий после Вайолет. Но теперь он встречался с ней в ее собственном доме, а не в своем или в Палатах Алхимии, со всеми своими телохранителями и видом на город позади него. И, глядя на него, Кассия поняла почему.

Он умирал.

Его плечи были прямыми. Его глаза были ясными. Но его руки ни на мгновение не ослабили хватку на стуле. Чтобы я не увидела, как они дрожат, подумала Кассия. Его бледная кожа больше не держалась крепко на костях, но слезилась, как воск, вокруг глаз. Постарел ли он внезапно или просто был таким чудовищем в ее сознании, что она никогда этого не замечала?

Он нетерпеливо указал на стул во второй раз, но Кассия осталась стоять. Она сплела пальцы перед собой и расправила плечи.

– Я хотела поговорить с тобой, – сказала она.

– Не так быстро.

Он вложил слишком много яда в свои слова. Просчет. Это было слишком вынужденно, слишком отчаянно.

Кассия знала, что он хотел сказать.

– Я не знаю, где Олливан.

– Я ожидал, что ты скажешь это.

– Это правда.

– Я в этом не сомневаюсь.

Его глаза впились в нее, и Кассия прикусила внутреннюю сторону щеки. В последний раз, когда они столкнулись лицом к лицу, он сослал ее в Доклендс.

– Во что мне труднее поверить, так это в рассказ твоей матери о том, что вся вина за почти полное уничтожение нашего города лежит на нем.

Он зашелся в приступе кашля, который прервал конец его речи прерывистыми вдохами. Это вызвало в ней глубокий и дребезжащий дискомфорт, и она огляделась в поисках сопровождающего, телохранителя, кого-нибудь, кто мог бы поддержать его, но, как и в прошлый раз, они были одни.

С таким же успехом она могла бы сказать то, что ей нужно было, и уйти.

– Почему ты никогда не делал меня своим наследником?

Он прищурился, наклонив голову, как будто слова не имели смысла.

– Я не знал, что у тебя есть политические амбиции, – сказал он. Вопрос, а не ответ.

– Для тебя это не имеет значения. У Олливана никогда их не было.

С таким же успехом она может разыграть все свои карты; ей больше нечего терять.

– И даже после того, как ты убил призрака, чтобы подставить его, ты никогда не рассматривал меня как альтернативу.

На челюсти ее дедушки дрогнул мускул, но в остальном он был очень спокоен. Это напомнило Кассии оленя, осознавшего, что волк наблюдает за ним из подлеска. Его поймали на выпасе, и он должен был бежать, спасая свою жизнь.

Но Джупитус смотрел на это иначе.

– Это восхитительно, моя девочка, что ты так высоко ставишь свои цели. – Снисходительность сочилась из каждого слова.

– Но амбиции не так важны, твой брат проявил талант, который был бы вполне уместен для того, чтобы когда-нибудь унаследовать мою роль.

– А я?

Он улыбнулся; это не была дружелюбная улыбка.

– Тебе не нужно, чтобы я рассказывал, как обстоят дела. Ты знаешь, что не вписываешься в Харт.

Кассия воспользовалась моментом, чтобы поразиться собственной реакции – или скорее отсутствию таковой. Это было правдой. Ей здесь не место, и ей не нужен был верховный чародей, чтобы подтвердить это. Но этот факт не причинил ей боли. Действительно, он указывал ей путь вперед.

– Но, по крайней мере, я прошла твою проверку, – медленно произнесла она. – Разве это не так, дедушка?

Он посмотрел на нее, и понимание отразилось на его лице. Олливан исчез. Алана с ним не разговаривала, если верить перешептываниям дружинников. И Кассия начала подозревать, что ее отец сбежал, пока мог, тоже по вине деда. Испытанные методы запугивания Джупитуса не срабатывали на Симсах. Возможно, его собственная кровь была жестче, чем он когда-либо думал. И теперь он умирал. Он не мог позволить себе, чтобы единственная безопасная ставка, которую, как ему казалось, он поставил, превратилась в ничто.

– Похоже, ты никогда не понимала моей цели на том пути, который я выбрал для тебя, – сказал он. – Разве ты не знаешь, почему я посоветовал твоим родителям отдать тебя в Зоопарк?

– Чтобы укрепить ваш союз с метаморфами. Чтобы разрушить предрассудки нашего народа. Но я знаю, что это на самом деле значит.

Она вздернула подбородок.

– Ты думаешь, что я не понимаю эту игру, как и все остальные. Но я выросла в правящем кресле, точно так же, как мама и Олливан. Это просто было не то место. Я стала подарком Зоопарку, символом доброй воли. Прославленным заложником.

Джупитус, посмеиваясь, покачал головой.

– Значит, как я и думал, ты не понимаешь, – сказал он. – Ты была полной противоположностью этому, Кассия. Шпионом.

Он соблазнительно растянул это слово, как можно было бы соблазнить скучающего ребенка выдуманной ролью, чтобы занять.

Но у Джупитуса были шпионы в Камдене, точно так же, как у Камдена они были здесь. Он ни разу не спросил о ее жизни там, разве что о том, как она себя ведет и чем занимается. И если это было ее целью, зачем позволять ей возвращаться домой и бросать пост? Зачем отправлять ее в Доклендс?

– Разве ты не видишь? Ты имеешь решающее значение для моего правления в Харте.

Он яростно выдержал ее взгляд, как будто, если бы моргнул, его чары бы разрушились.

Но он не обладал над ней никакими чарами.

– Решающее, – повторила она. – Тогда, я полагаю, тебе бы помешало, откажись я быть твоей пешкой.

Джупитус открыто рассмеялся. Его пальцы оторвались от подлокотников кресла и переплелись на коленях. Они дрожали.

– Отказалась? Девочка моя, у тебя нет такой силы.

Кассия склонила голову набок и задумалась. Почему ей потребовалось аж семнадцать лет, чтобы понять то, что всегда видел Олливан: ценность сопротивления, даже когда твои возможности ограничены. Она никогда не брыкалась в своей клетке, полагая, что та крепче;