Читать книгу "Край вечных туманов - Роксана Гедеон"

– Куда меня везут? – осведомилась я.

– Мне запрещено говорить с тобой, – произнес комиссар.

Я разозлилась. Какая глупость не говорить этого сейчас, ведь я все равно пойму, куда меня привезли!

– Черт побери, уж это-то вы сказать можете?!

– Мне запрещено разговаривать с тобой! – грозно крикнул он, приподнявшись на кожаных подушках.

Я умолкла. Комиссар попался явно нервный, может быть, слегка сумасшедший. У меня пропало желание с ним ссориться.

Мы ехали долго. Из-за темноты, царившей в карете, и задернутых окон я не могла понять, куда лежит наш путь. Честно говоря, я вообще не ожидала, что меня куда-то повезут. Я полагала, следователь придет в тюрьму, как это бывает всегда. Но, видимо, моим делом заинтересовался кто-то более высокопоставленный. Впрочем, и об этом меня предупреждал Батц.

Лошади остановились. Я вышла из кареты, жандармы окружили меня со всех сторон. Эти предосторожности, явно переходящие меру необходимого, меня удивляли. Кроме того, мне достаточно было взгляда, чтобы понять, что я оказалась в святая святых революции. Это был двор Тюильри, и остановились мы возле павильона Флоры. Правда, теперь Тюильри назывался Дворцом равенства. Здесь заседал Конвент и Комитет общественного спасения, возглавляемый зловещим Робеспьером.

– Вперед! – скомандовал комиссар.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж Дворца равенства, где раньше была спальня Марии Антуанетты. Тягостное впечатление вызвали у меня эти стены. В последний раз я была здесь во время яростного и кровопролитного штурма Тюильри, когда горстка аристократов сдерживала натиск двадцатитысячной толпы и потом была зверски расстерзана. Тогда тут был и маркиз де Лескюр.

В одной из приемных нас встретил секретарь без одной ноги. Комиссар развязал мне руки. Я стояла в недоумении, не понимая, куда меня привезли.

– Гражданин Сен-Жюст ждет, – произнес безногий секретарь.

Я тогда не знала еще, что совсем недавно под нажимом Робеспьера Конвент принял декрет об образовании Бюро общей полиции и что руководство Бюро осуществлял один из триумвиров – Сен-Жюст, сосредоточивший, таким образом, в своих руках всю систему политической полиции, сыска и террора.

Сейчас я оказалась в приемной именно Бюро общей полиции.

– Передаю тебе ее из рук в руки, – заявил комиссар.

Безногий распахнул передо мной дверь огромного кабинета. Я вошла, внутренне содрогаясь.

Имя человека, к которому меня привезли, любому могло внушить ужас. Я много слышала о его патологической жестокости, непреклонности, черствости. Его называли «архангелом смерти», «кровавым тигром». Это он говорил: «Надо думать, как наполнить врагами народа не тюрьмы, а гробы». Именно об этом он и думал. Долгое время проводя на фронте, он ставил перед генералами задачу: «Впереди – победа, сзади – расстрел». У сотен людей полетели головы лишь потому, что он считал это революционно целесообразным.

И именно этот человек сейчас стоял передо мной.

Но у меня в душе вместо испуга внезапно шевельнулось другое чувство: злорадство. Сен-Жюст ужасен, жесток, чудовищен. Он может убить меня. Но ему суждено попасться в коварную ловушку, расставленную Батцем, – ловушку, которая повлечет за собой крах революции, падение в пропасть Робеспьера и его своры. Робеспьер и Сен-Жюст ненавидят тех, кто мешает их власти, – Дантона с друзьями и Эбера с товарищами. Ненавидят и уничтожат их. Тогда под ними самими окажется пустота, и они рухнут в пропасть ими же развязанного фанатизма.

Я так упивалась этими мыслями, что даже забыла, куда пришла. Я сознавала лишь то, что мне надо любыми средствами разжечь у этого человека ненависть к Дантону и убедить его в виновности последнего. Я сделаю это… Пройдет год или два, и план Батца осуществится. Нынешнее безумие не может продолжаться слишком долго.

Сен-Жюст стоял за столом – стройный, неестественно прямой, в жестком накрахмаленном галстуке, подпиравшем шею, и безупречном костюме из верблюжьей шерсти. Он умел одеваться. Еще бы, ведь он – шевалье де Сен-Жюст де Ришбур, аристократ, хотя сейчас он всячески отрекается от этого.

– Старая знакомая, – прозвучал его холодный голос, который мне показался даже мертвым.

От этого человека веяло холодом. Он вел себя неестественно, как автомат. Я вспомнила колкую фразу дантониста Демулена: «Гражданин Сен-Жюст смотрит на свою голову как на краеугольный камень Республики и носит ее с таким благоговением, как святые дары». Не понимающий юмора Сен-Жюст возненавидел Демулена и пробормотал в ответ: «Я ношу свою голову как святые дары, а ты понесешь свою как святой Дени[9]».

Я вспомнила нашу далекую встречу семь лет назад. Тогда Сен-Жюст показался мне необыкновенно красивым. У него и сейчас были большие темно-синие глаза, но смотрели они тускло. Цвет лица был мертвенно-бледным, щеки чуть ввалились, безупречные черты заострились, губы стали тоньше. «Его иссушила собственная ненависть», – мелькнула у меня мысль.

– Садись, – сказал он мне резко, не прибавляя даже слова «гражданка». Видимо, для него я гражданкой не была.

Я села. Свет трех бронзовых канделябров падал на мое лицо и золотистые волосы. Я знала, что при свечах выгляжу особенно красиво, но, когда Сен-Жюст задержал на мне взгляд, я невольно вздрогнула.

Он заметил это.

– Да, у тебя есть все основания бояться, – заметил он холодно. – Ты уличена в страшном преступлении.

– Но я не боюсь.

Он молча смотрел на меня. Я чувствовала, что начинаю злиться. С какой стати мне разыгрывать перепуганную? Если уж я должна представиться заговорщицей и деятельной роялисткой, то такая женщина должна быть смелой и дерзкой. Она пересекла Ла-Манш, чтобы подкупить Дантона. Для этого нужно мужество. И она бы не стала теряться в присутствии Сен-Жюста. Да, именно так я и стану себя вести.

– Не боишься? Посмотрим.

Резкими движениями он доставал из ящика стола какие-то бумаги. Я узнала в них фальшивки, переданные мне Батцем. И сверток с огромной суммой денег. «Странно, – подумала я, – как их еще не растащили; должно быть, у такого монстра с этим обстоит сурово».

– Ты будешь отвечать на мои вопросы, сразу, без запинки. Советую не медлить и не запираться. Здесь, внизу, есть сырой подвал с крысами. Если я замечу, что ты лжешь, ты в мгновение ока окажешься там. Крысы могут отгрызть тебе пальцы. Ты ведь этого не хочешь, не правда ли?

Я не знала, что ответить: и «да», и «нет» прозвучали бы одинаково нелепо.

– Я готова рассказать, – сказала я тихо.

Он откинулся на спинку кресла, ни на миг не отрывая от меня глаз. Я только сейчас заметила, какие у него длинные белые пальцы. Пальцы инквизитора.