Читать книгу "Сотворение света - Виктория Шваб"

Келл уколол иглой фибулы большой палец, выдавливая кровь.

– А ты останешься на корабле.

– Не дождешься, – Алукард окинул взглядом жалкие остатки корабельной команды.

Холланд просто неподвижно стоял и наблюдал, но когда Лайла сделала движение в сторону Келла, он взял ее за локоть бледными пальцами и удержал. Она бросила на него сердитый взгляд, но не отняла руку, и Келл не оглянулся, чтобы проверить, следуют ли они за ним, просто прижал талисман к стене.

Холланд покачал головой.

– Это не сработает.

Келл его не слушал.

– Ас тасцен…

Заклинание утонуло в громком треске – воздух расколола длинная трещина, корабль угрожающе закачался на волнах. Келл не удержался на ногах и со сдавленным криком упал спиной на палубу.

Со стороны Алукарда, видевшего цвета магии, все это выглядело как огромный фейерверк на праздник всех-святых, разорвавшийся прямо посреди корабля.

Вспышка света, взрыв энергии, серебряный всполох, когда Келла отшвырнуло назад – и все это на фоне синих, зеленых и красных нитей силы окружающего мира. Брат Рая попробовал подняться, до глубины души пораженный тем, что он еще здесь, на корабле.

– Что за чертовщину мы только что видели? – осведомилась Бард.

Холланд медленно шагнул вперед, его тень упала на Келла.

– Как я и пытался сообщить, нельзя создать дверь, находясь на движущемся средстве транспорта. Это противоречит законам магии перемещения.

– Почему же ты раньше не сказал?

Белый антари поднял бровь.

– Я думал, это общеизвестно.

Кровь медленно приливала обратно к лицу Келла, гримаса боли постепенно уходила, уступая место краске стыда.

– Пока мы не достигнем твердой земли, у нас нет никаких преимуществ перед обычными волшебниками, – продолжал Холланд.

Его пренебрежительный тон задел Алукарда. Неудивительно, что Бард то и дело пыталась убить этого выскочку.

Лайла фыркнула, а Алукард повернулся к Келлу, который с трудом поднялся на ноги и вытянул руки в сторону мачты. Поток магии сверкнул в воздухе перед глазами капитана, нити силы метнулись к пальцам Алукарда. Мгновением позже сильный порыв ветра ударил в паруса – так резко, что корабль резко накренился и издал что-то вроде сдавленного стона.

– Осторожней! – крикнул Алукард и бросился к рулю.

Ему удалось выправить «Призрак» и вернуть его на курс, пока Келл наполнял паруса с сосредоточенностью, какой Алукард еще никогда не видел в его исполнении. Это был сплошной поток силы, высвобожденный Келлом не ради Лондона, или короля с королевой, не ради Розеналя или даже победы над Осароном.

Ради Рая, одного только Рая, подумал Алукард.

Это была та же сила любви, которая уже однажды нарушила законы мироздания и вернула брата из объятий смерти.

Нити магии были туго натянуты и ярко пылали, когда Келл наполнял ветром паруса. Холланд и Лайла сменяли его, если он уставал.

Держись, Рай, думал Алукард, пока корабль скользил по волнам, и легкая морская пена туманила воздух, поднимаясь вокруг них радужным облаком на пути к Лондону.

V

Рай спустился по лестнице, ведшей в дворцовую тюрьму.

Он шел медленно и осторожно. Дышать было больно, и эта боль не имела ничего общего с раной в его груди – источником боли была смерть его матери.

Грудь Рая обхватывали плотные повязки – слишком тугие, к тому же рана под бинтами уже совершенно затянулась. Исцелилась, вот верное слово. Но в этом случае оно не подходило – долгие месяцы Рай Мареш не чувствовал себя исцеленным. Не был таковым.

Исцеление – это естественный процесс, он занимает много времени – кости должны срастись, мышцы – затянуть рану своими волокнами, кожа – сформировать шрамы… Боль уходит из тела шаг за шагом, а с ее уходом постепенно возвращается сила.

Честно говоря, Рай никогда не знал долгих страданий от болезни. Стоило ему в детстве пораниться, Келл всегда был рядом, чтобы его подлатать. Так что ничего тяжелее боли от синяка или ссадины с Раем не приключалось – и та длилась недолго, ровно до момента, как он находил своего брата.

Но теперь даже это изменилось.

Появился выбор.

Рай помнил тот случай, когда он в двенадцать лет упал со стены, ограждавшей внутренний дворик. Он тогда вывихнул кисть. Рай помнил, как стремительно Келл пустил себе кровь, чтобы его вылечить – и как стремительно он сам помешал Келлу это сделать, потому что боль в поврежденной руке было вынести легче, чем душевную боль при виде обескровленного лица Келла, при понимании, что теперь брат остаток дня будет чувствовать слабость и воздерживаться от магии, чтобы не потерять слишком много сил. И потому что втайне Рай всегда хотел иметь выбор.

Выбирать – быть исцеленным или нет.

Но когда клинок Астрид Дан вошел ему между ребер, и нахлынула жадная тьма, а потом отступила, подобно приливу, у Рая не было выбора, не было шанса сказать «нет». Рана уже закрылась. Чары уже сработали.

Он тогда оставался в постели трое суток, притворяясь, что восстанавливает силы. Он и впрямь чувствовал себя слабым и больным, но куда сильнее его мучило новое ощущение пустоты внутри. И голос в его голове, с каждым биением сердца шептавший – «все напрасно, все напрасно».

Он до сих пор так и не исцелился. Рана была смертельной, а потом перестал ей быть, но осталась раной.

Рай сошел с нижней ступеньки, и его пробрала внезапная дрожь.

Он не хотел этого делать…

Не хотел ее видеть.

Но кто-то же должен был править живыми, так же, как кто-то должен был позаботиться о мертвых, и за второе взялся отвечать король. Его отец, который сражался со своей скорбью, как сражался бы с врагом из плоти и крови, с кем-то, кого нужно побороть, подчинить своей воле. Он приказал взять всех вескийцев, находившихся во дворце, под стражу, обезоружить их, а сам стремительно удалился в южное крыло. Он собственноручно уложил тело своей жены на плиту скорби – так осторожно, будто боялся сделать ей больно. Будто ей теперь не было все равно.

Во мраке тюремного подземелья дежурила пара стражников.

Кора сидела на скамье в глубине камеры, скрестив ноги. Ее не приковали к стене, как было с Холландом, но ее тонкие запястья были в оковах – таких тяжелых, что ей пришлось положить кисти рук рядом с собой на скамью. От этого ее поза казалась странной – будто она наклонилась вперед, чтобы поведать пришедшему какой-то важный секрет.

Капли крови пятнали ее лицо, как веснушки. Но едва завидев Рая, она улыбнулась без видимого усилия. Это была не полубезумная гримаса и не горькая усмешка виноватой, а обычная ее улыбка, как если бы они с принцем сидели рядом в королевских банях, рассказывая друг другу истории: веселая и невинная.