Читать книгу "Иерусалим. Один город, три религии - Карен Армстронг"

Христианам латинского обряда жилось лучше, поскольку их поддерживали богатые зарубежные общины. В том самом 1720 г., когда ашкеназы лишились своего имущества, францисканские монахи сумели обновить мозаики в храме Гроба Господня и расширить свою подземную обитель там. Однако они – точно так же, как и греки, копты и армяне, у которых тоже имелись жилые помещения при храме, – фактически жили там, как в тюрьме. Ключи от храма хранились у турецких властей, и христианские священнослужители не решались покидать здание, чтобы не лишиться прав на него. Пищу им передавали через большое отверстие во входной двери. Каждая деноминация контролировала свою часть Храма, и в 1720 г. наиболее почитаемые святыни находились в руках францисканцев. В 1732 г. французам удалось, оказав давление на султана, добиться подписания новых Капитуляций, навечно закрепляющих их права. Этот документ признавал французов официальными «протекторами» последователей римско-католической церкви в Османской империи и подтверждал статус францисканцев как блюстителей Гроба Господня. А в 1757 г. ордену была передана и гробница Девы Марии в долине Кедрона.

Служители греческой православной церкви взирали на все это с возрастающей яростью. Наконец, чаша их терпения переполнилась. В канун Пальмового воскресенья 1757 г. они, ворвавшись в Ротонду, разбили там священные сосуды и лампады латинян. Пролилась кровь, несколько человек получили серьезные ранения. Францисканцы укрылись в монастыре Святого Спасителя, православные – греки и арабы – осадили монастырь, а патриарх поспешил в Стамбул к султанскому двору. Поскольку Франция была слишком занята Семилетней войной, чтобы помогать туркам в их войне с Россией, султан счел себя в полном праве издать фирман в пользу греков. Этот важнейший документ действует и сегодня, так что греки до сих пор остаются официальными хранителями Гроба Господня. Их позиции еще более усилились в 1774 г., когда официальным «протектором» православных христиан Османской империи была объявлена Россия.

К концу XVIII в. Иерусалим совсем обнищал. Французский философ и ученый-ориенталист Константен Вольней, посетивший Палестину в 1784 г., едва мог поверить своим глазам, когда спустя два дня после выезда из Наблуса прибыл

в город, который… являет собой ярчайший пример превратностей человеческой судьбы: глядя на его стены, разрушенные до основания, рвы, доверху засыпанные мусором, ограды, заваленные обломками, трудно было опознать в нем ту прославленную столицу, что когда-то противостояла могущественнейшим империям, …одним словом, трудно было опознать Иерусалим (курсив Вольнея; Volney, T. 2., pp. 279–280).

Вольней, представитель новой Европы, прибыл в Иерусалим не как паломник, а для проведения первого в истории научного исследования, с подготовленным вопросником, касавшимся географии, климата, хозяйства и общественной жизни города. Святость Иерусалима интересовала Вольнея лишь в той степени, в какой она влияла на экономику. Так, Вольней отметил, что турки наживаются на глупости христиан. Оспаривая друг у друга святые места, греческая, коптская, армянская, эфиопская и римско-католическая общины постоянно старались задобрить пашу с помощью денег, так что тот получал огромные суммы:

Именно к нему обращаются, чтобы приобрести какую-либо привилегию или добиться отмены привилегии для соперников; именно ему доносчики сообщают о всевозможных нарушениях, совершаемых другими общинами. Произведут ли тайно ремонт в церкви, зайдет ли процессия дальше обыкновенного, явится ли паломник не через те ворота, что предписано, – все это становится предметом жалоб властям, которые не упускают случая дать им ход, чтобы истребовать штраф или взятку (Volney, T. 2., pp. 281–282).

Бесплодная борьба за обладание святыми местами, которой были поглощены христиане Иерусалима, в действительности подрывала их положение и репутацию в Святой земле.

Вольней отмечал, что в Иерусалиме очень мало паломников из Европы и этот факт кажется возмутительным представителям других общин города, а в дальнейшем многие путешественники отказались от идеи посетить Иерусалим, прочитав сделанное Вольнеем мрачное описание. Безусловно, визит французского ученого пришелся на поистине тяжелые для города времена, но местами он сгустил краски. Городские стены, например, стояли, хотя прилегающие к ним долины действительно были заполнены мусором. В самом Иерусалиме и вокруг него лежало огромное количество отходов. Кое-где в долинах слой камней, грунта, золы, глиняных черепков, трухлявой древесины достигал толщины 12 м. В действительности значительная часть города стояла на обломках, скопившихся здесь за многие века. А к северу от городских стен образовалось несколько холмов из отходов мыловарен (Chaplin). Иерусалим считался нездоровым местом – нечистоты не вывозились, водоснабжение было плохим, повсеместно царила нищета. Тем не менее в городе все еще действовали девять мыловарен, набирало силу гончарное производство, а рынки, как правило, хорошо снабжались. По-прежнему радовали глаз виноградники и фруктовые сады, восхитившие в свое время Эвлию Челеби, особенно в северо-восточном, редко заселенном квартале Безета. Из вакфии (соглашения о вакуфе) шейха Мухаммада аль-Халили явствует, что и в Иерусалиме, и за его стенами изобиловали виноградники и сады, где произрастали смоковницы, оливы, гранатовые и абрикосовые деревья, яблони, миндаль, шелковицы. Безусловно, в некоторых районах города царило запустение, но в нем имелись также прекрасные виллы и особняки, принадлежавшие знатнейшим семействам. Сам шейх Мухаммад выстроил два больших дома за пределами крепостных стен и в своей вакфии специально оговорил, что эти дома необходимо содержать в исправности и они не должны попасть в руки неверных, по-прежнему обращающих завистливые взоры в сторону Иерусалима (Asali, p. 219). Опасения шейха были связаны с новыми на тот момент «протекторатами» – французским и русским, – которые внушали тревогу наиболее дальновидным горожанам; когда Франция опять попыталась назначить в город постоянного консула, иерусалимские мусульмане сумели добиться его высылки. Но Константен Вольней со своими научными изысканиями был только предвестником куда более масштабного и грозного вторжения Запада.

В 1798 г. в Египте высадилась армия Наполеона. Ее сопровождали несколько десятков ученых-ориенталистов, задачей которых было научное исследование региона для подготовки к колонизации. Желая утвердить французское присутствие на Востоке в противовес британской экспансии в Индии, Наполеон собирался использовать новую науку – «ориенталистику» – как средство достижения своих политических целей. В январе 1799 г. он с 13-тысячным войском вступил в Палестину. Французы, разбив турок в сражениях при Аль-Арише и Газе, направились к главному городу Палестины – Акко. Вместе с армией шли картографы и исследователи, которые, пока главные силы продвигались по прибрежной дороге, делали вылазки для сбора данных. В Рамле Наполеон обратился к евреям, христианам и мусульманам с призывом сбросить ярмо османского владычества и принять liberté революционной Франции. Однако его обещания не произвели должного впечатления на местных жителей, понимавших, что на самом деле им предлагают покориться одной из западных сил. В Иерусалиме началась паника, город бурлил. Мусульмане напали на монастырь Святого Спасителя и захватили в заложники нескольких монахов-францисканцев – подопечных Франции; однако султан настоял, чтобы принадлежащие ордену церкви и имущество латинян оставались в неприкосновенности, пока монахи исправно вносят джизью. Между тем кади Анатолии шейх Муса аль-Халиди, который был родом из Иерусалима, призвал народ Палестины встать на защиту своей земли от французский завоевателей, а вали Дамаска объявил мобилизацию в османскую армию для всех арабов, способных носить оружие.