Читать книгу "Земля несбывшихся надежд - Рани Маника"

Он снял свои очки и вытер глаза. Мой дорогой, замученный папа! Тщательная выборочная подборка воспоминаний погубила его. Неожиданно он встал и широкими шагами вышел из дома, на залитый ярким солнечным светом задний двор. Все наши жизни были перекрученными и уродливыми. Когда папа улыбался, у него на подбородке появлялась ямочка, но я не видела ее годами. Я видела, как он, не проронив ни слова, прошел мимо Нэша. Мои брат и отец испытывали друг к другу взаимное презрение. Было видно, как во дворе папа разговаривал с тетей Лалитой. Он хотел постирать вещи, которые замачивались в большой красной бадье.

Тетя Лалита покачала головой.

— Нет-нет, я сама постираю позже. Я уже давно привыкла стирать все сама, — запротестовала она.

— Еще один, последний раз я хочу постирать то, что носила мама, — настаивал папа, снимая свою рубашку и часы. Он положил часы на старый точильный камень, на котором они с Мохини много лет назад размалывали бобы, и начал стирать. Я вспомнила, что тетя Лалита когда-то рассказывала мне о том, как папа стирал одежду. Он не просто отбивал ее о гладкий камень. Все его тело при этом выгибалось дугой, так что вещи долго летели по воздуху, вокруг разлетались капельки воды, которые ловили в себя солнечный свет и сияли, как драгоценные бриллианты. Мне было видно тетю Лалиту, которая, наблюдая за ним сейчас, стояла рядом, и я знала, что она думает о том же, что и я: мой папа был богом воды.

На кухне тетя Анна помогала обмывать тело бабушки, уложенное на ее любимую скамью. Это была добротно сделанная замечательная вещь, которая привела бабушку в восторг, когда она приехала в Малайзию. Теперь скамья поддерживает ее, мертвую, Эта скамья переживет всех нас. Я точно знаю, что она переживет и меня. Мое время сочтено. Это правда, что я чувствую ноготки Ниши, скребущие по моему телу, но на самом деле она удерживает меня не так уж сильно. Моя жизнь угасает. Обнаженное мертвое тело было прикрыто скатертью, и тетя Анна вместе с тремя другими женщинами обмыла бабушку. Я крепче прижала к себе притихшую Нишу. Я поцеловала ее в макушку, а когда она вопросительно подняла на меня глаза, улыбнулась ей.

Из бабушкиной спальни, прихрамывая, медленно вышла мама; она лежала там с жуткими артритными болями. Кто-то принес ей стул, потому что ее колени слишком плохо сгибались, чтобы она могла сидеть на полу, как все, скрестив под собой ноги. В ее взгляде была горечь, но она не испытывала печали по поводу смерти бабушки. Она ненавидела бабушку с первого дня, когда вышла замуж. Тем не менее, она была здесь, чтобы отдать последнюю дань уважения и дождаться прочтения завещания.

Бабушка никогда не хотела почитания, у нее не было на это времени, и она с пренебрежением относилась к нему, когда оно предлагалось ей вместо настоящих чувств. Она отдавала свою глубокую любовь и безграничную преданность и требовала этого же взамен.

«Любовь, Димпл, это не слова, а огромная жертва, — часто говорила она мне. — Это стремление отдавать, покаты еще на что-то годен».

Тетя Анна зашла в спальню бабушки, я последовала за ней. Она сидела на краю бабушкиной кровати с четырьмя стойками; увидев меня, грустно улыбнулась и раскрыла свою правую ладонь, в которой были шпильки для волос, но не обычные, а такие, которые носила бабушка. Шпильки Ки Аа. Таких больше уже никто не носит. Они похожи на зажимы для волос, но вместо того, чтобы плотно прижиматься, они имеют форму буквы «U». Бабушка пользовалась ими, чтобы удерживать собранные в пучок волосы.

— Даже через много лет, после того как я уехала из этого дома, если я увижу шпильку Ки Аа, я тут же вспоминаю маму, — сказала тетя Анна. — Я навсегда запомню тот день, когда вынула все эти шпильки из ее волос в последний раз. Ее тело остыло, но волосы на ощупь все еще точно такие, какими они были в те годы, когда мы с Мохини по очереди брались их расчесывать. Странно, но именно эти шпильки неожиданно сделали ее смерть столь осязаемой. Бедная мама. Мы все были для нее чудовищным разочарованием.

— О тетя Анна, вы совершенно не были для нее разочарованием. Она любила вас, и из всех ее детей вы, по крайней мере, принесли ей удовлетворение тем, что удачно вышли замуж и чего-то добились в жизни.

— Нет, Димпл. Никто из нас своей жизнью не оправдал ее ожиданий. Твоя мать называла ее паучихой, не имея ни малейшего представления о том, насколько точным было такое определение. Когда люди еще пользовались латынью для разговорной речи, слово «паук» означало «я лучше всех». Такой она и была. Возвышалась над всеми нами своим талантом, умом и абсолютным величием. Она могла приложить свои руки к любому делу, могла провести самых хитрых людей, и все же с нами она потерпела поражение. Знаешь, что она сказала мне в больнице, когда мы отвезли ее туда в последний раз?

Я молча покачала головой.

— Она сказала: «Я чувствую в воздухе запах смерти». А я, не подумав, ответила: «Ты слышишь запах антисептика». «Нет, Анна, это ты чувствуешь только антисептик, потому что это еще не твое время».

Я внимательно и со странным чувством слушала тетю Анну, потому что сама чувствовала то же самое, когда приводила Нишу навестить бабушку. Я чувствовала запах смерти в воздухе и видела ее повсюду, но я крепко прижимала к себе Нишу, как защитное оружие, и смерть отступила. Я спаслась от кровожадного людоеда с помощью маленького цветочка, который был со мной. Когда я прижимала дочь к себе, аромат смерти не был таким притягательным, а ее улыбка — не такой зовущей. Тетя Анна начала тихо плакать, и я обняла ее. Ее плечи вздрагивали от рыданий. Через окно я видела Нэша, который курил; лицо его было скучающим.

Можно мне взять одну из этих шпилек? — спросила я.

Тетя Анна раскрыла ладонь, и я взяла одну. Я сохраню ее.

Тетя права: шпилька наиболее живо будет напоминать мне о бабушке. Как наяву, я вижу, как бабушка стоит перед зеркалом в своем белом сари. На лице по-прежнему много лишней пудры, а во рту полно шпилек, пока она укладывает свои волосы. Одна за другой шпильки отправляются в толстый серебристый узел ее волос, пока тот, наконец, не оказывается аккуратно уложен и надежно закреплен на затылке. Затем она поворачивается ко мне и с улыбкой спрашивает: «Ты готова в путь?» И однажды я отвечу ей: «Готова».

После похорон я отправилась встретиться с дядей Севенесом. Он выглядел ужасно.

Когда я был маленьким, мне снились мамины похороны. Все было в точности таким же. Только теперь мне нужно раздать имена лицам взрослых, которых я тогда не узнавал. Я видел Лакшмнана и подумал, что это неприятный незнакомец. Единственным человеком в моем сне, который казался мне смутно знакомым, была ты, и я думал, что это Мохини, только взрослая. Но когда я увидел тебя сегодня с Нишей на коленях, сон прояснился.

Я подавленно смотрела на него, и он бросил мне старую книжку Сартра.

— Прочти ее и просто перестань отбывать повинность. Ты же знаешь, у тебя есть свобода выбора. Не оставайся с ним, если тебе этого не хочется.

Раньше я бы взяла эту книгу. И охотно бы ее прочла. Но теперь…

— Всякая надежда ушла — Рисовая Мама умерла. Не осталось никого, чтобы защитить мои сны, напоенные благоухающими травами, зеленым мхом, спелыми фруктами и буйным цветением; но теперь я могу видеть этих бедняжек, бледных и бездыханных, похороненных на дне забытого озера.