Читать книгу "Пандемия - Франк Тилье"

– Вы не цивилизованный человек.

Франк душил его изо всех сил, оторвав от пола. Глаза Саважа закатились, он выронил шляпу, попытался что-то сказать, но только нечленораздельный звук вырвался из его горла. Его пальцы вцепились в запястья Шарко, чье лицо было в двух сантиметрах от лица Саважа. Толстая вена выступила у него на лбу. Он смотрел, как жизнь медленно покидает его противника, поймал его последний вздох и сжимал еще долго.

– Унеси мое лицо с собой в ад, Саваж.

Потом он бросил его на пол, как простой мешок с цементом.

Шарко тяжело дышал, плечи его поднимались при каждом вздохе. Он посмотрел на свои раскрытые дрожащие руки, потом закрыл глаза и мало-помалу успокоился. После этого он вытащил тело на середину комнаты, в точности туда, где нашел его. Он знал, что следы удушения обнаружатся при вскрытии, в частности из-за перелома подъязычной кости, но его никто не заподозрит: трое бразильских полицейских подтвердят, что Саваж был уже мертв, когда они его обнаружили.

Шарко не знал, сколько прошло времени. Он помнил только, что сидел у стены лицом к лифту, когда двери открылись и первым вышел Казю. Еще он помнил, что лейтенант протянул ему руку, чтобы помочь подняться, и сообщил, что все кончено.

Людей в черном больше не существовало.

117

Теплый ветер овевал широкую главную дорогу Тамборе зеро, однако за всю жизнь Шарко не было так холодно. Из жителей резиденции ни одного не осталось в живых. Люди в черном, которые не погибли под пулями и оказались загнаны в ловушку внушительными силами полиции, покончили с собой, убив также своих жен и детей, у кого они были. Без жалости, без сострадания. Да и откуда им взяться у тех, кто убил тысячи человек?

Было больше шестидесяти трупов, в том числе пять полицейских. В этой страшной гекатомбе Франк узнал среди убийц два лица, которые встречал в прошлом. Первым был Антонио Веласкес, бывший директор клиники Сан-Рамон, ответственный за один из самых крупных трафиков детей в семидесятых и восьмидесятых годах. Второй – Лео Шеффер, один из безумцев, за которыми Шарко несколько лет назад гонялся в России. Шеффер был изобретателем метода криогенизации, способного приостановить жизненные функции человека и возобновить их через любой промежуток времени. Считалось, что он умер на российской территории, но Шарко так и не видел его трупа. И Веласкес, и Шеффер, и столько других, им подобных негодяев со временем стали Людьми в черном.

Франк смотрел, как суетятся полицейские. Они были в шоке, потрясенные тем, что должно было быть всего лишь арестом, а обернулось кровавой баней.

Это не могло закончиться иначе.

Франк присел на край тротуара, один. Он так устал. Первые лучи рассвета забрезжили на горизонте. Дивные, лиловые и желтые, цвета надежды, разгонявшие тьму, отталкивающие ее далеко в небо.

Надежда…

Франк знал, что ему снова придется жить с тяжелым бременем на сердце, с тайной, которую он не сможет открыть никому: тайной смерти Саважа. Он убил хладнокровно. Так чем он лучше тех, за кем охотится? У него еще будет время об этом подумать.

Он достал телефон и набрал номер Люси:

– Алло, милая? Это я. Да, все хорошо. Все кончено… Жюль и Адриен… Я хочу поговорить с ними, да… Мне надо сказать им что-то важное…

Эпилог

Семь месяцев спустя

Амандина идет, потупившись, держа в руке кожаные шлепанцы. Ветер теплый, почти жаркий, он скользит по ее прекрасным рыжим волосам, которые она зачесала назад, и колышет длинное летнее платье из льна. В небе слышится птичий крик. Амандина открывает глаза и смотрит на большой клин перелетных птиц. Дикие гуси великолепны, когда летят, наслаждение смотреть. Их длинные шеи вытянуты, и кажется, будто странная сила направляет их, что-то, глубоко скрытое в каждом и заставляющее пересекать тысячелетия и земли, несмотря ни на какие препятствия.

Слаженным, точным движением стая снижается и исчезает за дюнами Маркантера. Амандина смотрит на них, сколько может, сама вытягивая шею, как гуси. Она стоит неподвижно, одна перед Бэ-де-Сомм, а солнце клонится к закату.

Она так любит природу. Любит, как любил ее Фонг.

Она садится на песок, нагретый этим чудным солнечным днем, и, как почти каждый вечер, остается на диком берегу, пока не сядет солнце. Потом она уйдет в свой маленький домик в Кротуа, у самой бухты, всего в нескольких метрах от пляжа. Ничто больше на нее не давит. Ни профессиональные обязанности, ни эта сумасшедшая жизнь в парижском муравейнике. Она все бросила практически в одночасье. Без сожалений.

Она кладет ладони на свой круглый живот, и, как обычно, ребенок реагирует на шум моря и на нежную ласку мамы. Амандина знает, что он тоже будет приходить сюда. Когда подрастет. Ему понравится слушать, как мягко разбиваются волны, и чувствовать белую пену между пальцами ног. Ловцы креветок и собиратели ракушек будут рассказывать ему старые сказки, и он будет смеяться, а может быть, даже плакать. А она – она будет за ним, всегда рядом. Будет беречь его, как берегла Фонга. Насколько позволят ее материнские силы.

Ее муж ушел без мучений, так ей сказали. Насморк, который не повредил бы и младенцу, унес его в два дня, и когда его нашли мертвым в постели, лицо у него было спокойное, безмятежное, на груди лежала роза оригами. Как будто он крепко спал. Ее друг Жоан сообщил ей о его смерти, когда она лежала в больнице Сен-Луи.

Фонг оставил короткое письмо на ночном столике. Амандина знает наизусть каждое слово, каждый знак препинания.

Моя любимая,

наша мать Природа сделала свой выбор. Я ухожу без страха и уношу в сердце счастье оттого, что знал тебя. Ты будешь со мной всегда, где бы я ни был. И я тоже буду рядом с тобой, я это знаю. Помнишь поцелуй, что ты мне подарила в тот вечер, – это был мой лучший день за два последних года. Я знаю, что он значил для тебя и каких усилий тебе стоил, но ты ничего не сказала. Мы были вместе, ты и я, в тот вечер, впервые за очень долгое время. Пусть этот прекрасный поцелуй и наше последнее объятие будут для тебя последней страницей сказки, которая была чудесной. Или первой нового приключения.

Я люблю тебя сверх всех разумных пределов и вопреки болезни.

Фонг

Амандина утирает слезу и с еще большим пылом гладит свой живот. На этот раз с плексигласом покончено. Больше никогда. Только тонкая мембрана жизни еще отделяет ее от ее ребенка. Она смотрит на алеющее небо и знает, что Фонг близко, что он бережет их обоих и в каждой звезде, что скоро зажгутся в небе, будет легкий отблеск его души.

Тюлень высовывает голову из воды вдали и плывет к своим собратьям и малышам на песчаную отмель, окруженную сетями. Один из них охраняет стаю, всматриваясь в горизонт. Скоро он уснет или отправится рыбачить, а его сменит другой. Так идет цикл жизни: она продолжается, что бы ни случилось.