Читать книгу "Крах тирана - Шапи Казиев"

Встреча персидского посла была не менее великолепна. Десять тысяч конницы со штандартами выстроилось в два ряда, образовав почетный коридор. На главном из штандартов, принадлежавшем лейб-гвардии, был изображен двуглавый орел с тремя коронами.

Штандарты сопровождали музыкантские команды, на первые же сигналы которых дружно отозвались слоны.

Министры, именитые генералы с россыпями наград на мундирах, вельможи императорского двора встречали Сердар-хана по установленному для значительных персон этикету. После необходимого приветствия и благосклонного ответа посла торжественно повезли во дворец на высочайшую аудиенцию.

Процессия двинулась через Петербург, вызывая изумление столичной публики. Но были и такие, кого слоны весьма напугали. Четыре года назад шах тоже присылал императрице слона в подарок как невиданное животное. И императрица изволила наблюдать за чудным зверем и его потешными умениями. Только потом в Москве, где проходил слон, разразилась горячка с пятнами, и народ полагал, что ее принес из Персии тот самый слон. Позже выяснилось, что горячка произошла совсем от других причин, и слон стал любимой забавой горожан. Когда для развлечения императрицы был построен Ледяной дом, в котором женили придворного шута князя Голицына на калмычке Бужениновой, при том доме изваяли множество ледяных фигур, среди которых был и ледяной слон с ледяным же персом. И днем тот слон извергал из хобота воду, а ночью – горящую нефть.

Любезно принятый во дворце великой княгиней Анной Леопольдовной, матерью императора Ивана VI Антоновича, который находился при ней, сидя на троне, Сердар-хан разразился долгой речью. Суть ее заключалась в том, что владыка его Надир-шах пожелал разделить со своим верным союзником – российским императором добычу, вывезенную из Индии из казны Великих Моголов.

Необычность происхождения даров немного смутили правительницу, однако их чрезвычайное великолепие и груды не ограненных еще алмазов и прочих самоцветов затмили все сомнения. Именные подарки для главных лиц императорского двора были выше всяких похвал. Подарки, предназначавшиеся ныне опальному Бирону, включая и драгоценную подзорную трубу, достались сменившему его на первых ролях при дворе графу Миниху.

Ослепленные количеством привезенных сокровищ, вельможи пытались подсчитать их стоимость, и каждый предлагал свою цифру, но все сходились на том, что грабитель Надир-шах вывез из Индии сокровища несметные, ценою никак не меньше трех миллиардов индийских рупий.

Но конец речи Сердар-хана поверг всех в еще большее изумление. Он объявил, что для укрепления доброй дружбы между державами его величество Надир-шах желает получить в супружество цесаревну Елизавету, дочку покойного Петра Великого. Требование это привело Анну Леопольдовну в явное недоумение. И, хотя она чувствовала в жизнелюбивой и дерзкой Елизавете Петровне соперницу, способную посягнуть на престол, в руке ее Надир-шаху было отказано.

Тогда, в свою очередь, безмерно удивился Сердар-хан. Отказать грозному Надир-шаху – это было неслыханной дерзостью. Ведь браки такие для того и заключаются, чтобы жить в мире, и жен таких у Надир-шаха уже немало. Знал Сердар-хан и то, что, женись Надир-шах на цесаревне, он не ограничился бы родством с русским императором, а постарался бы сделаться им сам. Как стал и шахом, после того как был регентом у малолетнего шаха Персии и женился на его сестре.

Однако Анна Леопольдовна стояла на своем, хотя и попыталась смягчить обиду тем, что Елизавета уже засватана. На немой вопрос посла, кто же есть избранник Елизаветы и соперник великого падишаха, великая княгиня предпочла не отвечать. Ничего еще не было решено. Претендентов на руку цесаревны было хоть отбавляй – от французского короля Людовика XV до Голштинского принца Карла Фридриха. Но Анне Леопольдовне было известно и то, что у Елизаветы был тайный роман с простым певчим и писаным красавцем Алексеем Разумовским.

Опасаясь сказать лишнее, Анна Леопольдовна заверила посла в вечной дружбе, пожелала его величеству Надир-шаху долгой жизни, счастливого правления и всяческого царского благоденствия, после чего дала понять, что аудиенция закончена. Придворным велела приготовить ответные дары Надир-шаху, дабы и свое богатство показать. Золота и мехов сибирских не жалеть да посуды разной с императорских фабрик. А персидскому посольству закатить такой пир, чтобы навсегда запомнили государево гостеприимство.

Когда переполох вокруг визита персидского посла слегка улегся, в Государственной коллегии иностранных дел вспомнили о донесении Калушкина, доставленном фельдъегерем из Кизляра, когда туда прибыла дипломатическая миссия Сердар-хана. В нем, как и в других донесениях, Калушкин уповал на мудрость высших лиц и заклинал не верить Надир-шаху, не прельщаться его дарами и помочь горцам, которые одни стояли на пути завоевателя, давно зарящегося на Россию. Дары шаха Калушкин называл свидетельством разграбления Индии, речи его – сладкими лишь с виду, дела – кровавыми, а помыслы – вероломными.

В Коллегии не сомневались, что так оно и есть и что шах может быть опасен в будущем. Однако в настоящем началась война со Швецией, а еще хуже того – продолжалась схватка придворных партий за влияние на императора и великую княгиню. Решено было только послать еще войск к Кизляру для прочного охранения границ. Коменданту и таможне было велено бдительность возыметь особую, потому как персияне имели обыкновение увозить из России детей, пряча их в своих больших сундуках.

А Калушкину было отписано: «Что касается до дагестанцев, то дела с ними маловажны, потому наипаче, что они по трактатам к Персидской монархии принадлежащими считаются».

В Петербурге было не до горцев. Да еще эти дары Надира, от которых двор не скоро придет в себя.

К тому же неизвестно было, чем обернутся свержение Бирона фельдмаршалом графом Минихом, его быстрое возвышение и соперничество с графом Остерманом, главным советником Анны Леопольдовны.

Остерман, ведавший прежде внешней политикой, уже не имел достаточной власти, чтобы вершить важные дела. Возглавивший переворот против Бирона фельдмаршал граф Миних, сделавшись первым министром, поспешил отстранить Остермана от начальствования над департаментом иностранных дел, утешив его званием генерал-адмирала. Миних желал сам стать первым человеком при дворе и получить звание генералиссимуса за свои прежние ратные подвиги. Но это высшее воинское звание пришлось уступить супругу Анны Леопольдовны и отцу государя принцу Антону Ульриху герцогу Брауншвейг-Люнебургскому.

Оба соперника не были удовлетворены сложившимся положением, они хотели большего, и борьба с Минихом отнимала у Остермана все силы. Ловкий царедворец сумел постепенно внушить правительнице, что Миних слишком честолюбив и не способен управлять делами государства, он несведущ во внутренних делах империи, не говоря уже об иностранных, что, свергнув Бирона, он, мстя за обиды, может покуситься и на саму правительницу. Принц Антон вполне разделял опасения Остермана и тоже был недоволен Минихом, который демонстративно не признавал над собой начальства Антона как генералиссимуса и решал важнейшие дела по своему усмотрению.