Читать книгу "Крах тирана - Шапи Казиев"

Пленных безжалостно казнили, женщин и детей давили лошадьми, младенцев насаживали на пики. Но и это все реже удавалось Надир-шаху. Люди уходили к недоступным вершинам, и достать их там было невозможно.

Ставший свидетелем невиданных зверств, Калушкин хотел уже поворотить обратно. Его душа не принимала таких способов ведения войны. Он считал их гнусным варварством, и описывать их, как того требовала его служба, у него не поднималась рука. А шах, разгневанный до умопомешательства, требовал новой крови. Он надеялся, что его беспримерная жестокость устрашит, наконец, горцев. А сверх того – вселит трепет в русских, и они не посмеют сопротивляться, когда он за них примется.

Вынужденно следуя за войском шаха, которое огнем и мечом пробивалось через горы, Калушкин горевал, что ничем не может помочь отважным дагестанцам, не жалевшим себя ради милой родины. Но с каждым днем он все яснее понимал, что сопротивление горцев не может остаться напрасным. И если такое творилось здесь, где уже прокатывался смерч надировых орд, то что же могло ожидать шаха в тех местах, которые меч персидский еще никогда не достигал?

– И войско свое погубит, и славу свою в Аварии похоронит, – предрекал Калушкин. – Не тот в Дагестане народ, чтобы столь ужасные злодеяния супостату простить. Да разве и господь бог не поможет горцам, их делу правому?

Он хотел составить в этом смысле донесение, но лишь махнул рукой. Что толку писать, если в столицах по-прежнему полагали, что шаткий мир с Надир-шахом важнее судьбы Дагестана и защищавших его горцев.

– А ведь какие бы были нам союзники! – вздыхал Калушкин. – Пойди сыщи таких. И ведь сами нам дружбу предлагают, надеются на нас крепко. Не дай Бог, отчаются и к туркам пойдут, которые их прельщениями не оставляют. Наших бы царедворцев сюда, в эти страшные ущелья. Увидели бы, какой кровью горцы Надира остановить пробуют. А если, не дай бог, сил не хватит? Тогда жди Надира под Астраханью? А там и под Царицыном? Оттуда и до Москвы далеко ли? Вот когда он говорил с Апраксиным, тот понимал, что к чему, и постарался кое-что сделать для горцев. А как депеша из Петербурга приходит, так только и велят: «Ласкать персиян, дабы с турками в дружбу не вошли».

Засев в узких проходах, местные ополченцы и присылаемые им в помощь воины Сурхай-хана сотнями выбивали каджаров, которым негде было укрыться. Но, не считаясь с жертвами, Надир-шах рвался вперед. Он уже чувствовал за спиной ропот своих воинов и понимал, что успокоит их только скорой победой. И чем выше он поднимался в горы, тем труднее становился путь, ставший уже почти непроходимым для пушек. Извилистые скользкие тропы, перегороженные камнями и завалами, ежечасно требовали кровавых жертв. И в темных оскалах ущелий исчезали люди и кони, пушки и артиллерийские припасы.

Шахские сарбазы каждый день ждали гибели – не от пуль, так от крутизны дагестанских дорог. Горы эти казались им такими высокими, что на них и смотреть было страшно, не то что покорять. Но и назад пути не было. Все понимали, что власть шаха начиналась и заканчивалась там, где находилось его войско. Двинься оно обратно – и снова как из-под земли вырастут горцы, и снова бросятся на них со своими разящими насмерть кинжалами.

Когда находилось ровное место, шах давал войску небольшой отдых. Если поблизости оказывалось село, оно тут же подвергалось разграблению. Людей безжалостно убивали, оставляя в живых лишь несколько стариков. Им Надир-шах глумливо говорил:

– Так как я накормил своих коней и войско плодами ваших нив и вашим имуществом, то будет справедливо, если я возмещу вам убытки.

В качестве «возмещения» старики получали головы своих односельчан, из которых шах приказывал складывать пирамиды.

Глава 86

В России дороги были широкие и ровные, и слоны бежали по ним резво. Персидское посольство давно миновало Москву и теперь приближалось к Петербургу.

Повсюду, где проезжало посольство, народ сбегался поглядеть на чудных зверей в дорогом убранстве. Была середина лета, и пищи слонам хватало, как и прочим животным большого каравана. В деревнях крестьяне с ужасом взирали, как слоны объедали господские сады и нивы. Драгуны посольского эскорта, приноровившиеся к повадкам прожорливых животных, отгоняли их пальбой из ружей в воздух.

Комиссар, заботившийся о пропитании посольского люда, разве что не рвал на себе волосы, измученный претензиями персов. То им кофе на так сварили, то мясо не по обычаю зарезали, то рыба не та. Даже уголь для кальянов им требовался особый.

За год с лишним, пока посольство двигалось по России, комиссар хорошо узнал привычки персов. Поначалу они его забавляли, затем начали утомлять, а хуже всего было то, что в каждом уездном городе их приходилось растолковывать местному начальству. Желая принять посла с почетом, чиновники делали это на свой привычный манер, только это не всегда шло на пользу. Чрезвычайный посол Сердар-хан гневался, обещал пожаловаться государю и начинал требовать такого, о чем там и не слыхивали: то фиников к чаю, то гранатового шербета. Если бы не ангельское терпение комиссара, дело могло обернуться большим скандалом, если не войной, которой постоянно грозил надменный посол.

Не успевали они въехать в какой-нибудь городок, как персидские купцы открывали торговлю. Если товар расходился бойко, они и думать забывали о посольстве, а затем с трудом его догоняли. Когда же дела шли плохо, купцы страшно бранились, упрекая комиссара, что их везут не той дорогой. В конце пути нескольких купцов недосчитались. Так они и пропали на необъятных просторах Руси, утонув в купеческой стихии. Сердар-хан ужасно сердился на них, но не столько из-за беспокойства об их будущности, сколько потому, что лишился полагавшейся ему доли от их прибыли.

Трубач и барабанщик, которым надлежало играть перед въездом в каждый город, утратили свое первоначальное усердие, потому что слоны начинали оглушительно трубить в ответ, отчего всем приходилось затыкать уши.

Сердар-хан, хотя и был недоволен, не особенно торопился. В городах, где его хорошо принимали, он находил повод задержаться. То у него пропадали люди, то его одолевали неведомые болезни, и выпроводить посольство дальше стоило местным начальникам больших трудов. Впрочем, нетрудно было и понять Сердар-хана: куда приятнее и спокойнее делать визиты в хлебосольные русские города, чем воевать с горцами.

Наконец, вдали засияли купола Петербургских церквей и устремился в небо шпиль Петропавловского собора.

Не доезжая до города, Сердар-хан велел остановиться и вызвал к себе цирюльника и заведующего посольским гардеробом. В пути персы пообносились, но для важных случаев у них имелись богатые одежды.

Наведя лоск на свои бороды, нарядившись в расшитые золотом халаты и усыпанные драгоценными камнями чалмы, свита во главе с послом пересела из колясок на прекрасных арабских лошадей и приготовилась к торжественному въезду в столицу империи. Даже слоны были покрыты дорогими попонами – на них только и можно было везти сокровища, присланные падишахом императору.