Читать книгу "Шестьдесят рассказов - Дональд Бартельми"

— Но это же несправедливо, кошмарно несправедливо.

— Гимн Институции сочинили Тамми и Рейетты, футболку Институции создала Хедвиг Макмэри. Ну и конечно же усовершенствованные методики.

— Конечно же.

— Да.

— Мэгги?

— Что?

— Наверное, в эту шарагу трудно попасть, верно?

— Невозможно.

— А тогда как же ты надеешься…

— У меня есть один знакомый, он там канцлер. Главный начальник всей этой мутотени. Он ко мне хорошо относится.

— Ясно.

— Он давно мною восхищается. Мною и моим потенциалом. Он в полном восторге от моего потенциала. *

— Я уже наняла няньку. На те часы, которые я провела бы в Консерватории.

— Не падай духом, Хильда, Консерватория тоже вполне приличное место. В своих пределах.

— Я уже нашла няньку. На те дни, которые бы я взбиралась, петляя среди эвкалиптов, на гору, к Консерватории. К недавнему пределу моих мечтаний.

— Да, а как там ребенок, ты теперь мать, это меняет восприятие мира.

— Ну что о нем скажешь? Ест.

— Сдается мне, этот папаша, как там уж его звали, вильнул хвостом.

— Прислал мне по почте кью-типс[88].

— Скотина.

— Мэгги, ты должна мне помочь.

— В чем помочь?

— Я должна попасть в Институцию.

— Ты?

— Я должна попасть в Институцию.

— Ох, Господи.

— Если я не попаду в Институцию, я усохну в крошечную усохшую мумию, в смысле уважения к себе.

— Милая Хильда, твоя невзгода причиняет мне истинную боль.

— Моя невзгода?

— Или ты не согласна, что это невзгода?

— Пожалуй, согласна. Как хорошо, что ты сумела подобрать mot juste.

— Хильда, я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь тебе получить достойную тебе меру возрастания как личности. Буквально все.

— Спасибо, Мэгги. Я верю тебе.

— Но нужно смотреть фактам в лицо.

— Это в каком же смысле?

— Я говорила тебе, что получила грант?

— Какой грант?

— Есть такие гранты за блестящие успехи, их дают блестяще успевающим. Вот и мне тоже.

— О, только мне казалось, что у тебя уже есть грант.

— Да, но то был мой старый грант. Тот был для интеллектуального обогащения. А этот за блеск.

— Как видно, мне только и остается, что погрязнуть в сточной канаве. В сточной канаве простой, обыденной жизни. Жизни без блеска.

— Хильда, это совсем не похоже на тебя вот так опускать руки. Это разумно, но совсем не похоже на тебя.

— Мэгги, я уплываю от тебя. Уплываю все дальше. Как пожухлый листок в сточной канаве.

— И куда ты направляешься?

— Я все придумала. Будет прощальная вечеринка длиной во всю ночь, длиной во весь квартал. Я приглашу всех. Все те, кто насмехался надо мной, не будут приглашены, а все те, кто любил меня, будут приглашены. Будут хрусталь, серебро. Персидские лилии, факелы и кувшины редчайших кувшинных вин.

— И когда ты думаешь это устроить?

— Может быть, в четверг. Все мои подруги, преданно улыбающиеся мне с отведенных им мест за столом длиною в квартал. А между ними, там и сям, предусмотрительно рассажены интересно выглядящие мужчины, выглядящие, словно они сошли с рекламных плакатов. Улыбающиеся мне со своих мест, куда они были помещены, между моих подруг, в качестве интересной прослойки.

— Все твои подруги?

— Да. Все мои великолепные, блистательные подруги.

— Кто?

— Все мои подруги.

— Но кто? Кто конкретно?

— Все мои подруги. Я вижу, что ты хочешь сказать.

— Мне самой не верится, что я это сказала, Хильда. Неужели я это сказала?

— Да, ты это сказала.

— Я не хотела этого сказать. Это правда, но я не хотела этого сказать. Прости меня.

— О'кей.

— Это ненароком соскользнуло с языка.

— Ерунда, забудем.

— Ты можешь меня простить?

— Конечно. И я все равно устрою эту вечеринку. Вызову на дом кучу платных телефонисток или еще что придумаю.

— И я приду. Если ты пригласишь.

— Кто же, если не ты?

— Ты добьешься своего, Хильда, я уверена, что добьешься. Рано или поздно.

— Очень приятно слышать это, Мэгги, я рада твоей поддержке.

— Ты сумеешь не только выстоять, но и превозмочь.

— Огромное спасибо, Мэгги. Спасибо. Превозмочь что?

— Превозмочь все. Это веление судьбы, Хильда, я в этом уверена.

- - Огромное спасибо. И ты что, правда так думаешь?

— Я правда так думаю. Точно.

— Все мои подруги, преданно мне улыбающиеся. Ладно, ну его на хрен.

ИМПЕРАТОР

Ежеутренне император взвешивает поступившие к нему документы, ежевечерне он взвешивает их снова, он не успокоится, пока им же самим установленный вес не пройдет через его руки, он объявил шестерку высочайшим числом своего правления, черный — высочайшим цветом, он поспешает из дворца во дворец по подземным проходам, безучастно скользя глазами по роскошным гобеленам, колокольчикам и барабанам, по прекрасным женщинам, сколько важных сановников задушено уже, сколько еще придется их задушить, прежде чем сполна, как солнце на безоблачном небе, воссияет его воля.

Каждую ночь император спит в другом дворце, чтобы сбить с толку убийц, из двух сотен и семидесяти дворцов одни ему близки и дороги, другие — нет, три червя, вызывающие болезнь, старость и смерть, пока не нашли его и найдут не скоро, сегодня утром в числе подношений оказалась изумительнейшей работы золоченая бронзовая грелка для вина, дар благодарных жителей Пейхо, а также прекрасный набор из девяти бронзовых, настроенных в лад колокольчиков, дар почтительных жителей Ючана, он решил, что все чиновники этих местностей будут повышены на один ранг, а деревенский колодец в Пейхо получит звание министра пятого ранга.

Первый император установил, что все жители его владений будут именоваться Черноголовые Люди, в океане есть три волшебных острова, Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу, где обитают бессмертные, он направил ученого Цу Фу с несколькими тысячами отроков и отроковиц на поиски этих островов, он диктует меморандум, каковой начинается словами «Высочайший Престол благосклонно…», знаменитый убийца Цзинь Кэ выложил сотню золотых монет за бронзовый кинжал, острейший, по мнению многих, в Империи.