Читать книгу "По воле Посейдона - Гарри Тертлдав"

— Зачем? — удивился Соклей. — Дядя Филодем будет рад, что ты вернулся домой целым и невредимым, и он обрадуется прибыли. Разве этого недостаточно?

— Клянусь Зевсом, нет! — Голос Менедема дрожал от возбуждения. — Всякий раз с тех пор, как я начал учиться ходить и останавливался, чтобы напрудить на полу, он только и делал, что твердил и твердил о том, какой он великий торговец и как я не оправдываю его надежд. Вот и посмотрим, что он скажет теперь!

— Лично я выхожу в море вовсе не для того, чтобы перещеголять своего отца, — сказал Соклей.

— Ты — тойкарх. Я — капитан, — холодно и твердо ответил Менедем, разом растеряв всю свою горячность. А затем продолжил: — И вообще, у вас все иначе. Дядя Лисистрат не распекает тебя все время, выискивая в сыне недостатки. И вы с ним неплохо ладите, в отличие от нас с отцом. Это не только мое мнение, все так считают.

— Пожалуй, так оно и есть, — признал Соклей. — Мы с отцом действительно неплохо ладим друг с другом.

— Вы так же впору друг другу, как нога и растоптанная сандалия, и ты это знаешь, — заявил Менедем. — Вы двое идеально подходите друг другу. Ты небось и не подозреваешь, как я тебе завидую?

— Мне это даже и в голову не приходило. — Соклей изучал двоюродного брата с жадным любопытством маленького мальчика, увидевшего, как из-под коры внезапно появилась ящерица. — Я считаюсь скрытным человеком, но выясняется, что ты хранил свой секрет годами. Почти целую вечность.

Судя по выражению лица Менедема, тот жалел, что заговорил об этом сейчас.

— И я не особо страдаю, что мне каждый год приходится проводить столько времени вдали от Родоса, — заключил он.

— Да уж вижу, — рассудительно проговорил Соклей.

Он положил руку Менедему на плечо.

— Мы не так уж скоро вернемся назад. В море никогда ничего не происходит быстро. Даже когда мы дрались с римской триерой, время текло медленно, как во сне.

— Только не для меня, — ответил Менедем. — Для меня все случилось очень быстро. Мне нужно было точно уловить момент, когда потянуть за рулевое весло, и это как будто заняло единственное биение сердца. Самый прекрасный звук, который я когда-либо слышал, — это когда корпус нашего судна прошел по веслам этих грязных ублюдков!

— Даже не мечтай, что я буду с тобой спорить, — заявил Соклей. — Этот звук означал, что мы сохраним свою свободу, а что может быть прекрасней? — Он указал вперед. — Вон мыс Левкотера, а мыс Геракла чуть восточней.

— Знаю, мой дорогой. Я уже не раз видел их раньше. — Теперь Менедем говорил ядовито, может, потому что только что приоткрыл Соклею душу и теперь в этом раскаивался. — Однако я не буду немедленно менять курс.

— И правильно сделаешь, — согласился Соклей. — Что доказывает мой постулат: в море никогда ничего не происходит слишком быстро.

Менедем показал брату язык, и они оба рассмеялись.

Легко смеяться, когда остаешься с прибылью, когда плывешь прочь от опасных мест, а не к ним и когда — во всяком случае, так считал Соклей — возвращаешься домой.

* * *

— Думаю, на сегодня все, — сказал Менедем, когда «Афродита» встала у пристани в гавани Кротона.

— Я тоже так думаю, шкипер, — кивнул Диоклей. — Стой! — громко крикнул он, и гребцы сложили весла.

Два моряка швырнули канаты людям на пристани, и те быстро пришвартовали торговую галеру.

— Вы вроде бы уже были здесь этим летом, не так ли? — окликнул Менедема один из портовых рабочих.

— Верно, — подтвердил капитан «Афродиты». — Мы ходили к восточному берегу Италии, а потом — в Сиракузы вместе с флотом, который доставил туда зерно из Регия. Ты слыхал, что Агафокл высадился недалеко от Карфагена?

— Еще бы, — ответил рабочий. — Это требовало столько храбрости, что будьте-нате!

Соклей спросил с носа галеры:

— А ты знаешь, что случилось, когда римский флот напал на Помпеи? Мы были там и чуть не попали им в лапы.

— Ничего хорошего не случилось, по крайней мере, насколько я слышал, — ответил кротонец.

Несколько моряков хлопнули в ладоши с мрачным удовлетворением.

— Моряки и воины с судов рассыпались по округе, чтобы заняться грабежом, — продолжал рабочий, — а народ из всех ближайших городов — не только из Помпей, но и из Нолы, Новкерии и Акхеррхая — собрался и отогнал их обратно к кораблям. Римляне понесли большие потери.

Моряки снова захлопали в ладоши, некоторые издали радостные возгласы.

— Кое-кто говорит, — добавил местный, — что один римский корабль был покорежен торговым судном, но на эту байку меня не купишь.

— На твоем месте я бы тоже на такое не купился, — ответил Менедем серьезно.

Моряки «Афродиты» издевательски заухмылялись и прикрыли рты руками, чтобы не рассмеяться в открытую.

Рабочий с любопытством на них посмотрел, но поскольку никто из них не сказал ни слова, он пожал плечами и уже развернулся, чтобы уйти.

Однако в этот момент Соклей спросил:

— А случаем не знаешь, как почтеннейшему Гиппаринию понравились птенцы павлина?

— Так вы — те самые парни! — Кротонец возбужденно щелкнул пальцами. — Я так и думал, что это вы, но не был уверен. Вы знаете, что тут случилось? Знаете?

— Если бы мы знали, разве мы бы спрашивали? — Менедем был просто олицетворением благоразумия.

— И верно, откуда вам знать? Вы просто шайка грязных иноземцев, — выпалил кротонец.

Лицо Менедема вспыхнуло от гнева. Но не успел он высказаться, как местный продолжал:

— У Гиппариния была гончая — представляете, ее привезли сюда аж из самой Спарты, — и он гордился псом, словно родным сыном. Наверное, даже больше, потому что все его сыновья только и знают, что пить вино и трахаться. — Он помедлил. — О чем это я говорил?

— О птенцах павлина, — одновременно напомнили ему Менедем и Соклей.

— Ах, да! — Рабочий снова щелкнул пальцами. — Так вот, как я уже сказал, у него была гончая, славный пес по кличке Порыв.

«Гиппаринию, — подумал Менедем, — больше пристало бы иметь собаку по кличке Порядок».

— И этот Порыв, — продолжал кротонец, — как только увидел птенцов — так сразу и слопал одного, никто даже не успел крикнуть ему «фу!» или схватить пса. Вопли старого Гиппариния разносились по всему Кротону — от агоры до сторожевых башен на городской стене.

— Могу себе представить, — сказал Менедем. — Ничего страшного, его драгоценная гончая теперь стала еще драгоценней — она съела полторы мины серебра в один присест.

— Полторы мины? И только-то? — спросил местный.

— «И только-то»? — эхом отозвался Соклей, как будто не мог поверить своим ушам. — Ты шутишь?