Читать книгу "Факультет боевой магии. Сложные отношения - Таис Сотер"

Я тут же поспешно сделала вид, что дико удивлена и расстроена таким коварством мужа. Он же обещал уничтожить всех големов!

— Проект был активирован?

— Нет. Какие-то работы над ним ведутся, но, судя по всему, без большого успеха. Видимо, Шефнер совсем отчаялся получить какие-либо результаты, потому что охрана лаборатории немногочисленна. Бери — не хочу. Поэтому я хотел бы узнать, фрау, сможете ли вы активировать проект, если объекты окажутся у нас?

— Големы. Я их так называю. И… — посмотрела на свою левую руку, на протез, к которому уже успела привыкнуть, — да, это возможно. У меня было много времени, чтобы все обдумать после реальной встречи с этими созданиями. И теперь я знаю о псевдоплоти все, в том числе и как управлять ею. Было бы желание, и несколько десятков неуязвимых и не знающих усталости чудовищ будут делать все, что вы захотите.

Судя по тому, как загорелись глаза роанца, это было именно то, что он хотел. До вчерашнего разговора и сегодняшнего показательного убийства я бы еще попыталась выставить Котовскому свои условия, но теперь стало ясно, что, упомянув того же Шефнера, получу обратную реакцию. Не хотелось думать, что меня могут заставить что-то делать, скорее, Котовский отстранит меня от любой работы, кроме самой простой.

Мне же нужно было иметь возможность хоть как-то влиять на положение дел. Если я стану управлять големами и они окажутся полезны, Котовский по меньшей мере будет прислушиваться ко мне. И кто знает, если карта плохо ляжет для Мартина, может, и правда получится помочь. На худой конец — предупредить.

Внезапно я поняла, что уже второй день подряд думаю о муже. Не только злюсь, но и беспокоюсь. При этом ни разу не возникла мысль — а что, если все плохо кончится для меня? Почему-то, увидев Мартина в мастерской, я не испугалась за свою жизнь. Хотя он догадывался, куда я собираюсь направиться дальше.

Мартин знал, что я откажусь от него, знал, на что я способна. И все же… мне не было страшно ни тогда, ни сейчас. Где-то в глубине души я доверяла ему. И верила, что он не причинит мне зла. Никому не позволит обидеть, даже если я буду помогать его врагам. И мне хотелось ответить ему тем же.

В какой же глупой ситуации мы оказались из-за его молчания и моего упрямства!

— София, все в порядке? Мне казалось, что вы собираетесь сказать что-то, — осторожно произнес Ланге.

— Нет. Если вам нужно помочь с големами, я помогу. И могу создать артефакты, которые позволят преодолеть охранные чары в лаборатории. Скорее всего, они не слишком отличаются от стандартных эсбэшных.

После долгого и утомительного обсуждения, пока я отмалчивалась и смотрела в окно, мужчины нашли способ быстро и эффективно вывезти големов из лаборатории. Звучало так же скучно и непонятно, как для студентов мои увлеченные рассуждения о тонкостях тех или иных чар.

И когда совещание закончилось, вскочила первой. Котовский меня тут же разочаровал.

— София, не торопитесь. Вы мне будете еще нужны. Я прикажу принести кофе и перекусить.

— Конечно, ваше ве… пан Анджей, — постаралась улыбнуться как можно более искренне.

Котовский хмыкнул:

— Не делайте вид, что этому рады. Но мне хотелось бы поговорить с вами лично, не откладывая в долгий ящик.

Нам принесли кофе и поднос с едой, и во время перекуса у Котовского хватило мудрости не отвлекаться на обсуждение дел. И к лучшему. Потому что наша беседа могла отбить аппетит надолго.

— Мне нужно, чтобы вы принесли мне клятву. Хранить все, что будет сказано сейчас, в секрете.

— В отличие от своего мужа, я не люблю секреты, особенно те, за которые можно поплатиться жизнью, — поспешно сказала я, нервно расправляя на коленях солнечно-желтую юбку.

— А что, если вы уже соприкасались с этой тайной? И более того, она повлияла на вашу жизнь. На жизни всех грейдорцев, если честно. — Анджей достал из сейфа, стоявшего за спиной, тот самый мнемограф, на который я когда-то записала воспоминания императора Алазара Крейна. — Хотите узнать, что именно здесь хранится?

— Нет, не хочу. Но выбора нет, не так ли?

У меня почти не сохранилось воспоминаний о родителях. Так, только обрывки. Но этой жаркой июльской ночью мне приснились именно они.

— Этот демон сожрет нас. Он погубит всех. А тебе совершенно все равно!

Я, совсем маленькая, прячусь под столом, укрытым длинной белой скатертью. Сейчас я вижу только край маминой юбки и натертые до блеска сапоги отца. Кажется, он вернулся с конной прогулки. Он любит гулять, что очень сердит маму.

— Ты, как всегда, преувеличиваешь, дорогая. Веришь желтым газетам. Да, люди болеют, но эта болезнь не опаснее кори. Мой приятель кашлял всего три дня, а на четвертый уже был на ногах. Сегодня видел его как раз…

— Твой приятель?! Виделся с ним и принес заразу в дом?! — женский голос становится очень высоким и громким.

Я обхватываю коленки и начинаю раскачиваться. Опять мама и папа ссорятся. Они это делают постоянно и при этом почти не замечают меня, даже если мне хочется, чтобы меня обняли и взяли на руки. Или покатали на лошадке, хотя я их боюсь. Потому что высоко! Но потом папа уйдет, а мама запрется в мастерской. Так всегда бывает, когда они ругаются.

Мама продолжает:

— Знаешь, почему эту лихорадку называют демоном? Потому что, как и демонов из легенд, ее больше всего привлекают магически одаренные люди. Твой приятель не маг и не чародей, он мог вылечиться. Но я и твоя дочь… Если мы заболеем, то скорее всего не выздоровеем. Тебе следовало бы держаться подальше, а не лезть к Софи со своими пьяными поцелуями.

— Теперь и из собственного дома меня прогоняешь, да, Аби? Может, тебе тогда самой уехать? Ты давно этого хочешь. Бросить меня. Так давай! Тебя никто не держит. И дочь забирай. Хотя вряд ли она тебе нужна. Скинешь небось на отца, а тот и рад будет. Может, хотя бы у Софи проявится достойный дар. В тебе и этого нет…

Звук пощечины, перестук каблуков, хлопает дверь. Я тихо всхлипываю, и край скатерти поднимается. Мама смотрит на меня секунду, а затем хватает за руку и вытаскивает из-под стола.

— Подслушивала? Может, и на пользу. По крайней мере поймешь, что мужчинам нельзя доверять. Они все лжецы и обманщики. Думают только о себе и делают вид, что заботятся, чтобы казаться лучше. Ты не нужна отцу. Он не любит тебя.

Мне страшно, хочется сбежать. Только мама не отпускает и продолжает говорить плохое о папе. Но это ведь неправда, неправда!

Мы за столом. Взрослые молчат, и я тоже молчу, не поднимая глаз и ковыряясь в своей тарелке.

— Мы уезжаем завтра вечером, — холодно говорит мама, когда тишина становится невыносимой. — Ты хоть проводишь нас?

— Я буду занят.

— Ты всегда занят, — с горечью отзывается мама, хочет сказать что-то еще, но заходится кашлем. Когда она убирает салфетку от лица, на ней расплываются яркие красные пятна.