Читать книгу "Неон, она и не он - Александр Солин"

– Но если мы начнем целоваться, то… я не смогу удержаться, а у меня… у нас… нет резинки… – заслонился он последним доводом.

– Теперь можно, я уже старая, – спокойно и просто сказала она. – Целуй. Не забыл еще, как я тебя учила?

Он нерешительно и осторожно подался вперед и коснулся ее горячих сухих губ, намереваясь нежной игрой обратить ее желание вспять, но тут всё переменилось, и она, обхватив руками его затылок, впилась в его рот жадным беспорядочным поцелуем, как он в нее первый раз. Не отрывая губ, она стала опрокидываться навзничь, увлекая его за собой. Зараженный ее жадностью, он навалился на нее и, ощущая под губами сухую горячую кожу, принялся покрывать ее лицо поцелуями подобно тому, как она наносила бы на него мягкой пуховкой пудру. Она просунула руки у него под животом, нащупала ремень и попыталась расстегнуть. Он отпрянул и сам задергал ремень, а за ним брюки. Она тем временем, лежа на спине, изогнулась, задрала юбку и, извиваясь и выворачивая ноги, принялась сдирать с себя колготки. Расправившись с одеждой, он помог ей и очутился на коленях между ее распавшихся ног.

Она лежала, отвернув бледное в красных пятнах лицо, закрыв глаза, закинув за голову руки и без стеснения подставив электрическому свету сдобную молочную наготу. Тогда он медленно склонился и заскользил губами от колена вниз по нежнейшему подрагивающему млечному пути, пока не добрался до ее животворящего источника и не припал к нему. Она замерла, и до него донесся тихий удивленный стон, а затем послышались звуки срывающегося царапанья, отдающего в ее оазис упругими усилиями живота. Постепенно сильнейшее волнение охватило ее бедра, ей стоило большого труда удержать их на месте. Сжав ладонями его голову, она судорожно отдергивала то, откуда небывалое возбуждение расходилось по телу, и тут же подставляла снова, мешая сдавленный стон с невнятным лепетом. Наконец она не выдержала и потянула его к себе, и он, задержав дыхание, погрузился в нее теперь уже не как начинающий водолаз, а как обнаженный искатель жемчуга. Погрузился и поплыл, омываемый теплыми скользкими струями. Он нашел на дне перламутровой раковины и извлек одну за другой две жемчужины и, аккуратно удерживая их крепкими руками, разглядывал со всех сторон, любуясь и наслаждаясь их игрой. Затем нашел еще одну, самую крупную, и она вдруг набухла и, вспыхнув миллионом огней, ослепила его…

Они лежали, обнявшись, укрытые по пояс одеялом, и он целовал ее голову у себя на груди.

– Тебя дома, наверное, ждут…

– Санька будет спать до утра, а мать и так все знает, – пробормотала она. – Подожди, Димочка, не гони меня, я сама скоро уйду…

– Галчонок мой хороший, я тебя не гоню, я просто беспокоюсь за тебя!

– Не надо за меня беспокоиться, я сама за себя побеспокоюсь…

И, помолчав, добавила:

– Я этого момента, можно сказать, двадцать лет ждала…

И снова помолчав, пробормотала:

– Как хорошо…

Что ж, он согласился бы, если бы не отчетливо проступившее пятно на совести от свершившейся кражи – как теперь он будет смотреть Саньке в глаза?

Время проникало в дом и, ступая на цыпочках, неслышно обходило их стороной, не забывая дотрагиваться до маленького круглого будильника на комоде. Он повернул голову и посмотрел:

– Галчонок, уже пол одиннадцатого…

– Да что уж теперь… Теперь уж все равно увидят… – с притворной покорностью отмахнулась она.

– И… что же будет? – напрягся он.

– Что будет, что будет… Стыд и позор будет на всю деревню! Да не волнуйся ты так! Скажу, что сначала помогла убрать, потом вещи разбирали, потом ты меня чаем поил, сладким тортом угощал (в этом месте она прыснула), про Петербург свой рассказывал, про заграницы всякие… У нас так – если бы я ночью от тебя ушла, значит, переспала. А если до двенадцати – это нормально. Так что время у нас еще есть. А про Саньку не беспокойся – будет спать до утра. А утром будет прощенье просить и спрашивать, что вчера было. Вот такой у тебя друг…

Он прикоснулся губами к ее волосам и задержался там.

– Хочу тебя… – сказал он, чувствуя новый прилив сил.

– Подожди, я сейчас…

Она выбралась из-под одеяла и скрылась за дверью. Немного погодя он услышал приглушенный плеск воды. Вернувшись, она вышла, нагая, на середину комнаты и повернулась к нему.

– Ну, как тебе старушка? – спросила она без малейшего стеснения.

Аппетитная статуэтка стояла перед ним, сверкая легкой здоровой полнотой и устремив к нему жертвенно-языческие бедра, живот, грудь. Забросив руки на затылок, она вытащила заколку и тряхнула головой – волосы сухим электричеством рассыпались по плечам и груди. Она опустила руки, отвела назад плечи и, вздернув грудь, глядела на него с девчоночьей дерзостью, словно бросая вызов своим бывшим и будущим соперницам.

– Ты хочешь, чтобы я ослеп? – откинул он одеяло.

Она скользнула к нему и прильнула:

– Любимый мой Димочка!

Так ласкаются в небе облака, так тает в горячем воздухе солнечный крем, так изгибаются во влажной истоме радостные радуги…

Он лежал на спине, и она прижималась и обнимала его так тесно, так крепко, словно не желала возвращать миру.

– У тебя кто-нибудь есть? – вдруг спросила она его в плечо.

– Уже нет… Только ты… – поцеловал он ее в русый пробор.

– А у меня всегда был только ты…

Последовало молчание, в конце которого он ощутил влагу на своем плече.

– Не плачь, – попросил он, целуя ее душистые волосы и гладя налитую сладким соком спину, до которой ему, пятнадцатилетнему, когда-то мучительно хотелось дотронуться.

– Это я от счастья… – пробормотала она, шмыгая носиком.

Пришло время расставаться, и он проводил ее до калитки. Укрывшись от любопытного фонаря в тени пожелтевшей старой яблони, они припали друг к другу, и она никак не хотела отпускать его губы.

Вернувшись, он долго не мог заснуть. Вспоминал былые дни, проведенные здесь среди друзей, одного из которых только что предал, их взрослеющие забавы, свое мужание в постели первой возлюбленной и легкомысленное обещание на ней жениться. С радостным удивлением, приправленным легким испугом подумал о ее искреннем негаснущем чувстве, которое он ни с какой стороны не заслужил. Вернулся к ее свежим неистовым полногрудым ласкам, так непохожим на скупой регламент его бывшей невесты, не требующий покрывать его тело жадными поцелуями. Тут же подумал о том, как ему не повезло: он полюбил расчетливую стерву в обличье ангела. И вдруг ясно и с крепнущей радостью осознал, что вот только что резко и безжалостно оторвал ЕЕ от себя, как, отслуживший бинт от засохшей раны, и ему ни капли не больно! Он больше не раб, он свободен, черт побери! Слышишь ты, лживая черная королева – он свободен!

И еще он решил сегодня же уехать, пока Галка совсем не сошла с ума и не разрушила свою семейную жизнь…