Читать книгу "Рыбья Кровь и княжна - Евгений Таганов"

Вскоре ему сказали, что от ромеев явился переговорщик.

— Пусть подождет, пока мы на ночевку станем, — распорядился князь.

Ромейского переговорщика он принимал в своем княжеском шатре. Для угощения достали даже один из последних бурдюков с ромейским вином. Столом служил пехотный щит, уложенный на камни, сиденьями — седла, застеленные звериными шкурами.

Переговорщиков было двое: полулысый комит и писарь-толмач. После соблюдения привычного ритуала приветствий комит попросил показать ему ромейский договор, заключенный с Дарником. Внимательно ознакомившись с ним, он тут же заметил явное несоответствие:

— Здесь сказано: «Словенское войско и князь Липова Дарник Рыбья Кровь». Князя вижу, а словенское войско нет.

— Хазары во всех договорах пишут, что владеют словенскими княжествами, ну и мы, словене, тоже говорим, что хазарские воины это словенские воины.

— Ты утверждаешь, что на Крите и в Болгарии в твоем войске было много хазар? — задал следующий вопрос комит.

— К чему все эти уточнения? Есть договор, есть войско, есть наше желание служить за хорошую плату херсонесскому стратигу. Если у ромеев нет солидов нам на оплату, ты должен привезти мне из Херсонеса новый договор, что в наших мечах вы больше не нуждаетесь.

— Я должен привезти тебе из Херсонеса новый договор?! — Казалось, комита от такой наглости сейчас хватит удар.

— Тогда пропустите, чтобы мы сами прошли в Херсонес. — Дарник сделал вид, что только сейчас придумал такой замечательный выход из трудного положения.

— Вы должны вернуться на Перешеек и ждать там решения херсонесского стратига.

— Хорошо, пусть так и будет, — покладисто согласился князь и принялся расспрашивать комита про Дикею и Константинополь.

Наутро хазарское войско продолжило свой путь на запад. К полудню они достигли широкой водной поверхности, но это было еще не море, а соединенное с ним большое соленое озеро. Два часа движения вдоль берега озера — и вот оно, Русское море, серое, безмерное и сверкающее! Для большинства хазар, никогда не видевших моря, это явилось впечатляющим зрелищем. Дарник тоже испытывал приятное возбуждение, словно наконец добрался туда, куда всегда стремился. А к их войску снова скакали ромейские архонты узнать, почему князь нарушил свое слово и не уходит назад на Перешеек?

— Мы сбились с нужного направления, — весело отвечал им Рыбья Кровь. — Оставьте нам своего проводника, пусть он ведет нас правильно.

По-летнему пригревало солнце. И Дарник не смог отказать себе в удовольствии раздеться и искупаться в море. Если на воздухе было даже жарко, то морская вода хранила еще зимний холод, так что последовать примеру князя решилось лишь полдюжины арсов, остальные предпочли добродушно посмеиваться, когда смельчаки вслед за Дарником выскакивали из воды и, клацая зубами, вытирались холщовыми полотенцами.

Ромеи в самом деле прислали им своего проводника, и на следующий день хазарское войско тронулось в обратный путь. Сопровождали их, соблюдая дистанцию, уже одни ергани и несколько ромейских архонтов.

Когда оказались на Перешейке, воевода ерганей привел Дарнику пятьдесят высоких катафрактных коней и предложил обменять их на пятьсот хазарских лошадей. Князь не возражал против столь неравного обмена. С этой своей добычей они направились дальше на север, оставив для приличия пару ватаг дожидаться вестей по новому договору из Херсонеса.

— Ну и для чего мы ходили на Таврику? — спросил на сборе воевод один из недогадливых липовских хорунжих.

— Разве непонятно? — удивился Рыбья Кровь. — Увидели, что нас там ждет, научились правильно передвигать сотни и хоругви, почувствовали собственную силу. Или это не так? — обратился он к хазарам.

Те полностью с ним согласились, и это не выглядело пустой вежливостью с их стороны.

8

В орде Дарника ждало новое послание от Всеславы. Княжна спрашивала, когда он вернется и следует ли ей готовить для него новое войско? Получалось, что ее заботит лишь одно: зря она будет собирать весной для него пришлых бойников и ополченцев или не зря. Ни слова упрека за его затянувшееся отсутствие или жалобы на свое полувдовье положение. Настоящая жена даже не словенского князя, а ромейского стратига, послушно выполняющего волю императора в дальних землях.

Более подробные расспросы гонца мало что дали.

— Да, Городец и посад почти уже отстроены… — кратко отвечал он. — Снова пошли торговые караваны из Корояка на Казгар и Черный Яр… Да и на Гребень липовские караваны ходят без помех… Нет, княжна на охоту не ездит… Судом занимается Борть… Да вроде хорошо занимается… Нет, вече ни разу не было. Все княжной очень довольны…

Ну не спрашивать же простого десятского напрямую: скучает ли княжна, печальна или беспечна?

Гораздо красочней посланец рассказывал, как его с десятком гридей по дороге в Балахну дважды и в лесах и в степи останавливали чужие вооруженные дружины, но едва услышав имя князя Дарника, тут же с почетом отпускали, да еще всякие гостинцы дарили.

Выслушивая гонца, Рыбья Кровь с некоторой оторопью обнаружил, что его совсем не тянет в собственное княжество. И дело было даже не в разладе с женой и с липовцами, которые «перестали им восхищаться». Просто бродячая жизнь полностью вошла в его кровь. Если о чем иногда и скучал, так о теплой бане и большой кадке с горячей водой, но это уже имелось у него в пяти-шести ордынских стойбищах. Хотелось бы также всегда иметь под рукой все рукописи и книги, которые он собрал за пять лет, но все их уже переписали липовские писцы, надо только дать команду, чтобы их копии привезли ему сюда, в Балахну. Пышный княжеский двор с угодничающими дворовыми людьми тоже никогда особо не прельщал его. Строительство опорных сторожевых веж он мог позволить себе и тут. Близкой дружбы-привязанности с кем-либо у него не было там, да и здесь вряд ли получится. К налаженной просвещенной городской жизни после увиденных ромейских городов он, кажется, также утратил всякий интерес. Что же в итоге? А в итоге самое лучшее быть хазарским визирем до тех пор, пока теперь уже пастухи «не перестанут им восхищаться». А перестанут, тогда и будем думать, куда податься дальше, сделал окончательный вывод Дарник.

Прежде чем отвечать на послание жены, он все же хотел прояснить для себя ближайшее будущее: нет ли в орде каких перемен? За три недели его отсутствия в ней, впрочем, мало что случилось: ирхоны окончательно ушли на запад, не тревожа даже правобережные улусы хазар, все были полностью заняты распределением летних пастбищ и как всегда только радовались, что дальний поход в Таврику обошелся без людских потерь.

Неожиданно выявилась дополнительная польза от их похода. Пастухи взахлеб рассказывали в своих семьях про селища из каменных домов, фруктовые сады, ухоженных и хорошо одетых ромеев, золотые и серебряные монеты, переходящие из рук в руки. И без того всю зиму липовские вожаки смущали степняков рассказами о сытой жизни в Романии, а теперь и сами хазары собственными глазами увидели ее. Старым представлениям, что можно вести простую жизнь, меняя скот на зерно, железо и ткани, был нанесен весомый урон. Из уст в уста побежал шепоток: